Голос крови - Том Вулф (2012)

пи-ип Нестор всего пять футов семь дюймов, а мускулы у него бугрились тут и там, всюду… бугрились!.. так нелепо!.. При таких волосах, как у Нормана, густых, волнистых и светлых… светлые! она настаивает… все эти «кубики» и «рельефы», о которых толковал Нестор, не имеют никакого значения. Она живет с идеальным американо! Если и есть где-то на свете более нехайалийский человек, еще безусловнее ее превосходящий, стоящий еще выше по интеллектуальному уровню, Магдалена просто не может себе такого представить. Ей открылся целый мир. Конечно, в Хайалии с удовольствием подкалывают американо. Но все понимают, что за пределами Майами распоряжаются именно американос… всем распоряжаются.

Норман останавливается возле ее стола. Кладет перед ней фотографию.

– Взгляни, и поймешь, о чем я говорю. «Мне отмщение, рек Господь, и Аз воздам». Кстати, эпиграф к «Анне Карениной». В общем, наш большой медведь грешит ипсацией, и он за это поплатится.

Замечания вроде этого, столь небрежно и естественно отпускаемые Норманом, страшно смущают Магдалену. Она не имеет понятия, что такое эпиграф. Смутно представляет, кто такая Анна Каренина… из какой-то книги? И насчет ипсации тоже ни в зуб ногой. Чутье подсказывает не трогать ни эпиграф, ни Анну Каренину. Относящееся к писателям и литературе смущает Магдалену больше всего. Это ее самое больное место: недостаток образования в плане книг, которые все должны прочесть, художников, чьи работы все должны знать, великих композиторов – она не знала ничегошеньки ни об одном композиторе. Слышала единственное имя – Моцарт, но ни сном ни духом не ведала ни о каких его произведениях… В общем… ипсация надежнее.

– Ипсация?

– Онанизм, – поясняет доктор Льюис.

Он заходит ей за спину, чтобы видеть фотографию в том же ракурсе, что и Магдалена. Кладет ладони ей на плечи и наклоняется, опуская подбородок ей на плечо, а щекой касаясь щеки. Магдалена чувствует запах его одеколона, «Резолют для мужчин». В квартире Нормана в Авентуре – просторная ванная с огромной мраморной стойкой у грандиозной зеркальной стены, и утром, подходя к своей раковине, Магдалена видит возле раковины Нормана коренастый мужественный флакон «Резолюта». Оформленный в форме ручной гранаты… конечно, безусловно мужского атрибута, для распыления сладких духов на сладкие свежевыбритые лицо и шею мужчины… пи-ип ванная бедняги Нестора в хайалийской касите… убогая, без окон, примыкающая к коридору, общая у него с родителями. Фактически просто каморка, где стеснились унитаз, ванна и карликовая раковина. Эмаль вокруг вентилей холодной и горячей воды проела ржа. Зеленая краска неприятного оттенка облупилась на стенах. За три года они с Нестором только дважды оставались наедине у него дома, не больше чем на полчаса. Не раз им приходилось скакать полуголыми, если не вовсе голыми, из комнаты Нестора в эту жалкую ванную и трястись от страха, как бы кто внезапно не заявился – мать, отец, родственник или сосед – и не обнаружил их распутство. Господи, все это было так противно – и так невыразимо здорово.

И боже мой, как же гадко она обошлась с Нестором! Магдалене живо вспоминается его искаженное лицо и крик «¡Concha!». Но она не может даже счесть это оскорблением. Это кричал от боли латиноамериканский мужчина с разбитым сердцем. Ни один мужик, ни один настоящий латино не ушел бы просто так, тихо и молча, после всего, что у них было. Но разве она могла выбирать? Так или иначе пришлось бы сказать ему, что все кончено. Магдалена уходила от Нестора и из Хайалии.