Охотник на лис - Марк Шульц, Дэвид Томас (2014)

Джон пытался изобразить себя филантропом, но на самом деле, предоставляя что-то другим, он тем самым делал для себя очередное приобретение. Всякий раз, когда он давал деньги, он делал это в обмен на славу или признание. Он был эгоистичен и за свои услуги всегда взимал непомерные комиссионные.

В Вилланова были павильон и плавательный центр, названные в его честь, хотя он не заплатил за это столько, сколько торжественно обещал. За его пожертвование расположенному поблизости медицинскому центру «Крозер-Честер» его именем назвали травмпункт, написав на фронтоне большими, хорошо заметными буквами: «Травматологический центр имени Джона Э. Дюпона». Широкой общественности было известно об этих дарах.

Тем не менее я помню, как однажды какая-то женщина в частном порядке обратилась к Джону с просьбой привести на территорию поместья сирот, чтобы они могли поиграть в бассейне, – и Джон отказал ей, сказав: «Сюда не приводят неимущих полюбоваться на то, что имеется у имущих».

В оставшееся время моего пребывания в поместье «Фокскэтчер» атмосфера там изменилась, и дела обстояли все хуже и хуже. Когда был готов мой рекламный плакат для команды «Фокскэтчер», Дюпон попросил меня подписать один из них, чтобы он повесил его у себя на кухне. Я согласился, однако чуть позже понял, что похвалил его там больше, чем он того заслуживал. Поэтому спустя некоторое время я вынул этот плакат из рамки и вставил в нее плакат без всякой подписи.

Дюпон сказал мне, что мои манипуляции с плакатом не прошли для него незамеченными, однако он не собирается делать никаких комментариев на этот счет, поскольку все понимает. Тем не менее затем он снял плакат со стены, положил его на кухонный стол и попросил меня подписать его: «Моему наставнику и тренеру».

Я отказался. Это было бы слишком далеко от истины. Я мог бы, подписывая такой текст, упомянуть там достаточно длинный список нежелательных для себя имен, – и в этом случае я бы в меньшей степени противоречил истине, чем если бы я, солгав, назвал Дюпона своим наставником и тренером.

Примерно в то же время у нас состоялся разговор, в ходе которого Джон рассказал мне историю, ранее мне неизвестную.

Мы были на кухне, и Джон предложил сделать мне бутерброд.

– Хорошо, – сказал я.

– Я сделаю бутерброд, – повторил он мне еще раз.

Бродя по кухне и сооружая этот бутерброд, он все время напоминал мне о том, чем он занимается, словно это было нечто исключительное.

Когда я принялся за предложенный бутерброд, Джон сказал:

– Знаешь, Марк, как-то в молодости лошадь сбросила меня прямо на ограждение манежа, и я оседлал его. У меня было заражение яичек, и их были вынуждены удалить. Мне сделали искусственные, и теперь я должен каждый день делать инъекции тестостерона. Но иногда я забываю это делать.

Когда он мне рассказывал эту историю, я смотрел ему прямо в глаза. Для него это было большой редкостью, но в данном случае он не пытался обмануть, и у него не было никаких скрытых мотивов. Я понял, что ему было больно делиться этой историей, поэтому я чувствовал себя польщенным, что он поделился ею со мной.

Я поверил рассказанному им, потому что мне вдруг стали понятны некоторые моменты, связанные с Джоном. У него были признаки бисексуала. Он мог вести себя по-женски. У него были густые волосы. У него были проблемы, связанные с состоянием психики, и чувствовался недостаток уверенности в себе. Возможно, именно поэтому он так много пил. Я представил себе, как тяжело жить со всем этим. Это был тот случай, когда я почувствовал к Джону искреннюю жалость.