Мне требовалось изучить это письмо и прочесть его своими глазами. Я планировал исследовать каждую запятую, каждое двоеточие, каждый чертов слог. Может, оно даст какую-нибудь подсказку, какой-нибудь клочок информации, раскрывающей игру Чарли. А может, там есть какая-нибудь ошибка, которая докажет, что автор – не я. Около 1.46 ночи Рон Попейл{80} отвлек меня, всучивая свои ростеры с вертелом. Аудитория восторженных простофиль скандировала снова и снова: «Запусти и забудь!»

Хотелось бы мне так же поступить с бардаком Чарли.

Мне нужно было позвонить такой уйме людей – Лайле, Фрэнку Курцу, а прежде всего Клиффу Халеку. Он-то уж знает, что делать. Я подумал, не позвонить ли отцу Лайлы, чтобы сбросить бомбу прямо на него. «Это рекомендательное письмо – липа, Кэш. Не знаю, что вам сказать».

Он обосрется. Дурные новости лучше доставлять лично.

Когда Рон Попейл добавил два бесплатных столовых ножа за звонок прямо сейчас, я баловался мыслью первым делом слетать в Атланту. Так я смогу поглядеть Кэшу в глаза и убедить его, что письмо – фальшивка.

– Не пойдет, – наконец заявил я Рону после долгих раздумий. – Сперва нужно уладить дела в СКК.

Тот от каких-либо советов воздержался: был слишком занят, расхваливая шесть простых платежей по 16,95 доллара каждый. Около 2.59 ночи я снова заполз в постель, хватив на один долгий ростер с вертелом и набором бритвенно-острых ножей больше, чем надо, но так и не получив ответа на вопрос, тревоживший меня больше всего.

Зачем Чарли сфабриковал это письмо?

Три часа спустя мой будильник зазвонил: «Поднимай свою ленивую задницу из постели». Когда-нибудь я спущу эту чертову штуковину в унитаз.

В пятницу утром я выключил его и ворвался в ванную, где зеркало, вздрогнув, сообщило: «Выглядишь ты дерьмово».

Через восемьдесят минут я не обратил внимания на наш утренний аналитический сбор. Денежный лепет попросту не доходил до сознания. Я продолжал раздумывать об этом чертовом письме, мысленно полемизируя, не слишком ли рано звонить Лайле в 8.30 утра. Раздумья оказались ненужными. В 8.23 факс-аппарат заблеял, как застрявший в изгороди козел. Я подскочил.

Весточка оказалась от Лайлы. Поступило две странички. На титульном листе она нацарапала: «Гроув, позвони мне. Надо поговорить».

А с Кэшем она уже беседовала?

Письмо начиналось: «Дорогая Лайла, я знаю Чарли Келемена уже десять лет». Правда. «Он поддерживает восьмизначные отношения с “Сакс, Киддер и Карнеги”». Ложь. «Наша фирма ценит отношения с мистером Келеменом, который был замечательным клиентом четыре года и мы надеемся помочь ему всеми возможными способами». Чушь собачья. И подписано: «Искренне ваш, Гроув О’Рурк, принципал».

Что за срань, Чарли?

На протяжении всех восьми лет в СКК я ни разу никого не назвал «замечательным клиентом» ни письменно, ни как-либо иначе. Фраза совершенно пошлая и льстивая. Пунктуация в письме отстойная. В Йеле или Принстоне вшивая пунктуация могла проскочить, но только не в Гарварде. Мы сложносочиненные предложения разделяем запятыми.

Подпись была моя. Кто-то мог отсканировать «О’Рурк». Найти мое факсимиле было проще простого. Я всегда посылал Чарли и Сэм рукописные благодарственные письма. Электронные письма представляются мне вульгарным способом сказать «Спасибо». Они чересчур удобны, чтобы выразить искреннюю благодарность. Я всегда писал благодарственные письма на писчей бумаге «Крейн»{81} от руки.

Спасибо за обед, Чарли. Спасибо за билеты в театр, Чарли. Спасибо, что подделал мое имя, сука…

Оставалось только одно. Я набрал номер Халека, моей палочки-выручалочки. У него всегда есть свое мнение. Я чуть ли не выкрикнул его имя, прежде чем он успел ответить:

– Клифф!

– Ага? – спросил он, не догадываясь, что грядет.