Хищники с Уолл-стрит - Норб Воннегут (2009)

Я счел за лучшее не отвечать. Когда Пэтти говорит, она лепит слова одно к другому, не переводя дыхания. Каждое предложение становится одним длинным, пространным словом. Слоги у нее плодятся спонтанно, как раковые клетки, делясь и делясь. Перебить ее вежливо невозможно. Прощально помахав рукой через плечо, я одолел последние несколько футов до своего стола.

– Не хочешь узнать ответ? – крикнула она мне вслед.

В другой раз.

Нашими телефонами заправляли Энни и Хлоя. Обе мои ассистентки глядели как в воду опущенные, на лицах их читалась тревога. Чарли был и их другом тоже. Присылал цветы на их дни рождения и шоколадные конфеты, когда душа пожелает. Он постоянно спрашивал Хлою – мать-одиночку – о ее дочери. И поддразнивал Энни, два года как окончившую колледж, по поводу ее относительной юности. Все мы трое до сих пор не опомнились от шока.

Энни внезапно оборвала разговор словами «мне пора» и стиснула меня в медвежьих объятиях, прежде чем я успел сесть. Ростом она 5 футов 9 дюймов и изящная. Я ощутил приятную тяжесть ее головы на своем плече, щекочущее прикосновение золотистых светлых волос и полные груди, прижавшиеся к моей груди – простую близость, не осложненную романтическими чувствами. В этот момент было приятно понимать, что работаешь вместе с ней, что можешь называть Энни «моя подруга».

Наверное, я наслаждался прикосновением Энни чуточку чересчур долго. В Эстрогеновом переулке воцарилась тишина. Пэтти со своей сворой вытаращилась на нас, и мы с Энни деликатно разомкнули объятия.

– Я пока не могу об этом говорить.

– Я тоже, – согласилась она голосом, лишенным обычной искры, и вернулась к телефону, напоследок погладив меня по спине. Хлоя продолжала свой разговор. Глаза ее казались темными озерами мрачной меланхолии.

Первым делом я намеревался разбудить Рея Раньери. Наверное, начну звонок с чего-нибудь приятного, чего-нибудь колкого и по делу, чего-нибудь вроде «а пошел ты в жопу, Немой Придурок». Дальше все покатится под гору. Радио Рей: «Радио» – это сокращение от «радиоактивный», подразумевающее радиоактивные отходы, которые он продавал, – торговец высокодоходными облигациями. В прошлый четверг он впарил мне дерьмовые облигации по дерьмовой цене, и я до сих пор держал на него за это зуб. Это утро казалось подходящим временем, чтобы продолжить дискуссию. В глубине души я знал, каковы истинные мотивы. Грядущая перебранка вытеснит из моих мыслей Чарли Келемена хоть на время.

Схватки из-за сделок вспыхивают что ни день. А в нашем мире разнузданных конфликтов торговцы облигациями столь же куртуазны, сколь и наивны. Для профилактических целей стоит подходить вразвалочку и начинать беседу со слов «пошел в жопу». В противном случае торговцы почуют легкую добычу и взвинтят цену на облигации. Но только не в мою вахту. И не с моими клиентами.

Две гарвардские степени погоды не делают. Поднаторев в торговле, я стал охальником. Грязный, сраный, трехбуквенный лексикон выдает во мне закаленного ветерана рынков капитала. Уолл-стрит – одно из немногих мест на земле, где синдром Туретта{23} в тяжелой форме проскочил бы незамеченным. «Мудак» и «жопа» – любимые уменьшительно-ласкательные прозвища в любой конторе – от «Голдмана» до «Меррилла» и СКК.

Сидя за своим столом в ожидании открытия отечественных рынков, я подверг свою решимость поцапаться с Радио Реем сомнению. Мой компьютер тихонько дремал, пока не показывая зубчатые фондовые графики и мигающие тикеры, которые вспыхнут, как только начнутся торги. Я позвонил Сэм. И конечно, напоролся на автоответчик.

Сообщение восемь или девять: «Сэм, я встревожен. Если ты не позвонишь, я подкачу к тебе домой и буду колотить в дверь, пока не ответишь». Я тотчас же пожалел об этих словах. Они прозвучали бесчувственно и не в меру воинственно.

Возрождающийся во мне католик взалкал исповеди. Сообщение, которое я так и не отправил: «Сэм, “Аквариум” – моя идея. Прости».