Дом духов - Кристофер Дж. Мур (2008)

– Чанчай сворачивает операцию, – сказал Пратт. – Он испуган, и мы его ищем. Мы хотим, чтобы он подтвердил то, о чем мы уже подозреваем.

– Твой друг из управления, который является его партнером, – сказал Кальвино, делая упор на слове «партнер». Он в упор смотрел на Пратта, думая о том, как трудно ему было показаться на глаза всем остальным сотрудникам управления в гражданской одежде. – Он тебя уволил, да?

Пратт улыбнулся и поддел носком туфли расплавленный комок, который, Кальвино был уверен, представлял собой все, что осталось от чучела циветты из бара «Африканская Королева».

Глава 18

Решающее очко

Вдалеке жалобно завывал тенор-саксофон. Мелодия «Ист-Ривер-драйв» плыла сквозь жаркую, темную ночь подобно реквиему. Такси остановилось у высоких железных ворот с кольцами колючей проволоки наверху. Внутри находился огороженный участок, где жил Пратт. Дом стоял в глубине переулка, отходящего от Сой Джусмаг, улицы с большими домами-крепостями для американских военнослужащих. Слуги полковника знали Кальвино и звали его «кхан Уини». Винсент расплатился с таксистом и подошел к охраннику, спящему на стуле с жесткой спинкой, натянув пластиковый козырек шапки на глаза. Сыщик кашлянул. Никакой реакции. Тогда он протянул руку и легонько потряс охранника за плечо. Тот подскочил, открыл глаза и поправил шапку.

– Кхан Уини, – произнес он. – Не говорите кхану Пратту. Я засыпаю, когда слышу музыку.

– Давно он играет?

Охранник склонил голову набок, послушал саксофон, взглянул на часы, потом зевнул и вытянул руки над головой.

– Почти два часа, – ответил он, отпирая ворота.

– Это всегда неприятности, – сказал Кальвино.

Охранник кивнул и закурил сигарету, которую достал из-за уха.

– Жена уехать. Дети уехать. Уехать в Чанг Май, – высказал он предположение. – Она уехать вчера ночью. Она тоже плакать. Дети плакать. Только Най не плакать, но у него очень болеть сердце.

– Он один? – спросил Винсент, сделал два шага внутрь двора и остановился, чтобы послушать саксофон.

– Он один, – ответил охранник, закрывая за ним ворота.

Подъездная аллея шла через пышный сад с громадными пальмами, шелестящими в ночи и отбрасывающими тени на газон. И сад, и дом вызывали потустороннее ощущение заброшенности; словно все, что было сказано, осталось здесь и повисло в воздухе. Ни детей, ни жены, ни слуг. После пожара в «Африканской Королеве» Пратт практически не произнес ни слова, отгородился стеной молчания. И эта стена так и осталась. Полковник сел в свою машину и поехал домой.

Кальвино чувствовал его страдание. Он почувствовал его снова, шагая по аллее во дворе Пратта. Может быть, это и есть самое лучшее определение дружбы: другой человек страдает от твоей боли, которую невозможно выразить словами, делает ее своей болью, делит это страдание с тобой, не испытывая потребности задавать вопросы и объяснять. Он остановился перед маленьким домом духов возле большой пальмы. Слуги полковника оставили подношение из фруктов и цветов. Винсент услышал голос Пратта, призвавший его из глубин памяти: «Читай Шекспира». Бангкок был обширной территорией, усеянной домами духов; это был мир духов, заселенный людьми, которые пришли отдать дань уважения этим невидимым силам и предложить дары в обмен на защиту. Бангкок был городом, где жизнь человека полна неопределенности, грубости и жестокости. Верующие искали помощи в любом месте, где могли ее получить, – и в этом мире, и в потустороннем.