Остров пропавших душ - Ник Пиццолатто (2010)

– Еще четыре или пять порций того же самого, и я приду в себя, – заметила Рокки.

– И не говори.

Она протянула мне пустой стакан.

– Можешь за мной поухаживать? Только сегодня.

Я кивнул. Но когда я подходил к бару за следующей порцией выпивки, старые инстинкты заставили волосы у меня на затылке зашевелиться. Первое и самое жесткое правило в тюрьме гласит о том, что ты мотаешь только свой срок, и ничей больше. Публика наблюдала, как я делаю заказ. Поведение бармена, когда он готовил соленую сосиску, тоже сильно изменилось. Когда я вернулся к Рокки, возле нее стояли двое сосунков, опирающихся на биллиардные кии. Оба они тупо улыбались, глядя на то, как она подрагивает коленкой и улыбается им в ответ. Я поставил выпивку на полку.

– Спасибо, – сказала девушка. – А это Кертис и Дэвид.

Они оба были худые и ширококостные, оба носили бейсболки. Их они сдвигали низко на лоб, закрывая плоские, узкие лица и маленькие, близко посаженные глазки, которые, как мне кажется, являются результатом смешанных браков в дельте Миссисипи. Я кивнул, заметив горькое разочарование, которое появилось на их лицах.

– Они работают на заводе в Сулфуре, – пояснила Рокки. – А Кертис еще выступает в родео.

– Ага, – произнес один из них и протянул мне руку для пожатия. – А вы как сюда попали?

– Приятно познакомиться, – пожал я его руку, после чего повернулся к ним спиной. По глазам Рокки я понял, что они все еще стоят за мной, и посмотрел через плечо.

– Послушай, – сказал один из них. – Не хочешь сгонять партию в пул?

– Нет, спасибо. – Я опять повернулся к ним лицом. – Ребята, идите-ка вы своей дорогой.

Их грудные клетки надулись, а в глазах появилось преувеличенно обиженное выражение. Они переглянулись между собой и стали буравить меня своими холодными маленькими глазками, пустыми и темными, как глаза мертвой рыбы. С такими уродами, как они, я сталкивался всю свою жизнь. Деревенские бараны в состоянии вечного недовольства жизнью. В детстве они издеваются над животными, а когда вырастают, то порют своих детей ремнем и, набравшись, разбивают свои грузовики. К сорока годам они обращаются к Богу, начинают ходить в церковь и спать с проститутками.

– Можно бы и не грубить, мистер.

– Я прошу вас, ну пожалуйста, – вмешалась Рокки, – плюньте вы на это. Мой дядька нормальный мужик.

Они опять посмотрели друг на друга, в то время как я не отрывал от них взгляда; я почувствовал, как на лбу у меня вздулась вена. Наконец сосунки прекратили сверлить меня своими взглядами, кивнули ей с претензией на элегантность и вернулись к своей игре, даже не обернувшись.

– Боже, приятель, – сказала девушка, – что это на тебя нашло?

– Мы здесь не для того, чтобы знакомства заводить, – заметил я, отхлебнув виски. – Тебе это понятно?

– Не знаю. Если бы ты оторвал головы этим двум, то это никак не помогло бы нам сохранить анонимность.

Я промолчал, но про себя заметил, как быстро и легко смог подавить приступ ярости, который вполне мог привести к тому, что я искалечил бы этих несчастных.

Эта ярость всегда жила во мне. И всегда была готова вырваться наружу.

Но сейчас это было бы неправильно, принимая во внимание ситуацию и то, кем была эта девчонка. Сосунки посматривали на нас от бильярдного стола и переговаривались между собою. Я прихлебывал пиво, рассматривая плакат с группой поддержки «Сэйнтс»[21]. Взгляд, которым Рокки смотрела на меня, изменился – он стал более настороженным. Свет от музыкального автомата падал ей на лицо и заставлял ее глаза ритмично мерцать. Я смотрел на них.

– В чем дело?

– У тебя зеленые глаза. Я никак не мог определить.

– Ни фига себе, приятель. А тебе не кажется, что ты немножко странный?

– Ты зачем их пригласила? – спросил я, закуривая сигарету.