Ассимиляция - Джефф Вандермеер

Прошло три месяца с тех пор, как скончался от рака последний член последней, одиннадцатой экспедиции, шесть недель с тех пор, как его тело эксгумировали. Прошло уже больше двух лет с тех пор, как ты перешла границу вместе с Уитби. За последние семь-восемь месяцев тебе начало казаться, что Уитби постепенно поправляется, приходит в себя – реже просит о переводе, активнее участвует в совещаниях, у него снова пробудился интерес к работе о «комбинированных теориях», которую он теперь называет «Тезисы о терруаре» и которая подразумевает подход к «постижению экосистем», основанный на последних достижениях виноделия. Он усердно исполняет свои обязанности на работе, его поведение не выходит за рамки обычной эксцентричности. Даже Чейни, пусть и ворчливо, но признает это, и тебя не слишком волнует тот факт, что он все чаще пытается использовать Уитби против тебя же. Ты также не слишком задумываешься о причинах, заставивших Уитби вновь приблизиться к центру событий.

– Что это у тебя тут, а, Уитби? – внезапно и резко нарушаешь ты молчание. Что бы ты сейчас ни сказала, это будет похоже на взрослого, отчитывающего ребенка, но Уитби сам поставил тебя в такое положение.

Уитби перестает мыть и вытирать мышь, перебрасывает полотенце через левое плечо, смотрит на зверька, рассматривает внимательно, проверяя, не осталось ли где пятнышка грязи.

– Мышь, – отвечает он таким тоном, словно ты и сама должна все понимать.

– И где же ты ее нашел?

– Не ее, а его. Нашел его на чердаке. – С упреком в голосе и одновременно с вызовом отвечает он.

– О… В доме? – Значит, он принес физическое воплощение безопасности дома на работу, во враждебную среду. Ты пытаешься подавить в себе психолога, не слишком углубляться в анализ, но сделать это трудно.

– На чердаке.

– А зачем принес сюда?

– Чтобы отмыть.

Тебе не хочется, чтобы этот разговор превратился в допрос, но, похоже, это уже произошло. Хорошо это или плохо для выздоровления Уитби? Нет никаких прямых указаний на тему того, можно ли держать в доме мышь или мыть ее, и о том, делает ли это человека непригодным для выполнения рабочих обязанностей.

– А в доме нельзя было помыть?

Уитби отводит взгляд, избегает смотреть тебе прямо в глаза. Ты все еще склоняешься над ним. Он по-прежнему сидит на корточках.

– Там вода зараженная.

– Зараженная? – Вот уж интересное определение. – Но ведь ты ей пользуешься, разве нет?

– Да, пользуюсь… – Он немного смягчился, успокоился, видно, понял: теперь ты не боишься, что он случайно задушит мышь. – Просто подумал, что ему будет приятно выйти на свежий воздух. Денек выдался славный.

Перевод: Уитби нуждается в перерыве. Вот ты же вышла на перерыв, прогуляться во дворе по плиткам.

– А как его зовут?

– У него нет имени.

– Нет имени?

– Нет.

Это беспокоит тебя куда больше, чем омовение мышонка, но тебе становится неловко, и ты не в силах подобрать нужные слова.

– А что, очень даже симпатичная мышка. – Звучит глупо, ты это понимаешь, но больше на ум ничего не идет.

– Не говори со мной, как со слабоумным, – бурчит он. – Я отдаю себе отчет, что это выглядит странно. Но вспомни, что ты сама проделывала, чтобы избавиться от стресса.

Ты переходила границу с этим человеком. Ты пожертвовала его психическим здоровьем, принесла его на алтарь своему ненасытному воображению, любопытству, своим амбициям. Он не заслуживает еще и столь высокомерно снисходительного отношения.

– Извини. – Ты осторожно присаживаешься рядом с ним на кучу листвы и высохшей грязи. Сказать по правде, тебе совсем не хочется возвращаться в помещение, да и Уитби, похоже, тоже. – Единственное, чем могу оправдаться, так это долгим и трудным днем. Хотя он только начался.