Ассимиляция - Джефф Вандермеер

Ты просматривала эти жуткие видеоматериалы из Зоны Икс, снятые еще первой, обреченной экспедицией, но не для того, чтобы найти ответы, а с неким чувством вины, желая уловить связь с просторами, знакомыми тебе еще с детства. Оживить свои воспоминания, вспомнить то, что успела забыть, стараясь не обращать внимания на крики, дезориентацию, смятение, рыдания Лаури и темноту.

Ты видишь цепочку скал у маяка, берег уже немного изменился, словно терруар Уитби можно разглядеть в линиях, оставленных приливом. Словно где-то внизу, среди крабьих норок и крохотных моллюсков, закапывающихся в песок всякий раз, когда их обнажает волна, прятался некий образчик, способный дать все ответы.

Да и тропинки тоже: темная неподвижность соснового леса, густой подлесок испещрен пятнышками приглушенного света. Воспоминания о том, как ты в шесть лет сбилась с пути, заблудилась в этом лесу в грозу, а потом все же вышла из него, не понимая, где находишься, – они нахлынули, стоило услышать, как начальник экспедиции заметил низко нависающие тучи, словно те знаменовали нечто, от чего не укроешься, как от дождя.

После грозы, выбежав на открытое пространство, к солнечному свету, ты вдруг столкнулась с огромным аллигатором, лежавшим, словно бревно, поперек узкий тропинки и не дававшим пройти: по обе стороны была вода. И тогда ты разбежалась и перепрыгнула через него. И ни слова не сказала маме об этом приключении, о том, как в прыжке осмелилась глянуть вниз и увидела желтый глаз с черным вертикальным зрачком, который смотрел на тебя одобрительно и жадно, будто всю вбирал в себя – так поступила Зона Икс с первой экспедицией. Оставив его позади, ты помчалась дальше со всех ног, подстегиваемая радостью и чистым адреналином, словно победила весь мир.

Люди на экране не бежали к чему-то, а убегали, и крики их знаменовали не триумф, а отчаяние – усталые крики людей, обессиленных сражением с чем-то не желающим показать себя. В моменты цинизма ты называла их про себя криками безразличия: организм знает, что бороться нет смысла, тело капитулирует заранее, мозг этому не противится. Они ведь не заблудились, как ты тогда; у них не было коттеджа у моря, куда можно было вернуться, не было матери, нервно расхаживающей по крыльцу и сходившей с ума от беспокойства, обрадовавшейся, когда ты появилась, грязная и промокшая насквозь.

Очевидно, нечто в твоем выражении лица подсказало ей, что ты одержала победу, потому что она не стала наказывать тебя, а просто переодела в сухую одежду и накормила, не задавая никаких вопросов.

Пройдя мимо дорожки к базовому лагерю, ты направляешься к топографической аномалии – тебя гонит туда с неумолимостью секундной стрелки, бегающей по кругу. Ты не делишься с Уитби знанием о том, что чем дольше вы здесь задержитесь, чем больше будете медлить, тем выше вероятность несчастья. Глаз аллигатора смотрит на тебя пронзительно и неотступно, точно это животное знало все наперед. На второй день первой экспедиции человек, не попавший в камеру, сказал: «Хочу домой». И тогда Лаури, болтавшийся поблизости и такой самоуверенный, спросил: «Это ты о чем? Наш дом теперь здесь. У нас тут есть всё. Абсолютно всё, что необходимо. Разве нет?»

Стремление поскорее добраться до места особенно обостряется, когда вы проходите через заболоченный лес, лежащий в миле или двух от границы, где стволы деревьев тонут в канавах с черной водой. То самое место, где ты часто видела следы обитания медведей, слышала какие-то подозрительные шорохи в темноте лесного покрова.