Ассимиляция - Джефф Вандермеер

Ты стараешься держаться посередине, не прикасаться к стенам, пытаешься не обращать внимания на неровное дыхание башни. Ты не читаешь эти слова, потому что давно знакома с такого рода ловушками, это способ тебя отвлечь… И все же не проходит ощущение, что под тобой находится нечто дезориентирующее и дестабилизирующее, решает, показаться или остаться невидимым – где-то там, за углом, или за горизонтом, но с каждым шагом обнаруживается лишь новая пустота, каждый изгиб ступеней освещен синеватым пламенем мертвых слов, и ведут они в неизведанное, и ты робеешь, напрягаешься еще больше, хотя смотреть здесь не на что. Черт бы побрал эту пустоту, это отсутствие чего бы то ни было. Ты начинаешь перебирать в памяти каждую секунду жизни в Южном пределе и корить себя, что спустилась сюда напрасно, без толку, чтобы не найти ровным счетом ничего. Ни ответов, ни решений, никакого конца в поле зрения, слова на стене начинают меркнуть, кажется, что подмигивают тебе по мере того, как ты спускаешься все ниже… И вот наконец ты замечаешь внизу, вдали, отблеск света. Страшно далеко, так далеко, что он походит на светящийся цветок где-то в черной дыре, на самом дне моря, испускает дрожащее еле заметное мерцание, а затем, словно по мановению волшебной палочки, возникает прямо перед твоим лицом, создавая иллюзию, что ты можешь дотронуться до него, если только у тебя хватит храбрости протянуть руку.

Но не от этого у тебя вдруг подгибаются ноги и кровь приливает к лицу.

Слева у стены сидит сгорбленная фигура, смотрит вниз, на ступеньки.

Фигура с опущенной головой, отвернувшаяся от тебя.

Голову под респиратором начинает покалывать, точно в кожу осторожно, без боли входит миллион холодных и тонких игл, легких, невидимых, и ты притворяешься, что тебе просто стало жарко, и тепло это распространяется по коже, стягивает ее по краям носа, вокруг глаз, а иголки продолжают мягко и безболезненно входить в кожу, как в подушечку для булавок, словно там им самое место.

Ты твердишь себе, что это не более и не менее реально, чем игра в боулинг у Чиппера, чем гиппопотам с красной проплешиной под кожей, чем жизнь в Бликерсвилле, чем работа в Южном пределе. Что этот момент ничем не отличается от других моментов, что на атомы все это никак не влияет, как и на воздух, как и на создание, стены которого дышат вокруг тебя. Решив войти в Зону Икс, ты не оставила за собой права назвать хоть что-либо невероятным.

Ты подходишь поближе, тебя так и влечет к этому невероятному существу, присаживаешься на ступеньку рядом с ним.

Глаза его закрыты. Лицо освещено тускло-голубым сиянием, исходящим откуда-то изнутри тела, словно кожу с него содрали, и потому он весь такой пористый, как вулканическая порода. Он вплавлен в стену или просто выступает из нее, как некое естественное продолжение, выпуклость, которая в любой момент может втянуться внутрь и исчезнуть.

– Ты настоящий? – спрашиваешь ты, но он не отвечает.

Тогда ты протягиваешь к нему дрожащую руку, заранее ужасаясь тому, что почувствуешь, и тем не менее тебе страшно хочется узнать, какова его кожа на ощупь. А что, если дотронешься и он рассыплется в пыль? Ты проводишь пальцами по его лбу, он шероховатый и влажный, как наждачная бумага под слоем воды.

– Ты меня помнишь?

– Тебе здесь нельзя, – еле слышно произносит Саул Эванс. Глаза по-прежнему закрыты; видеть он тебя не может, и, однако, ты знаешь – он видит. – Ты должна сойти со скал. Скоро прилив.

Ты не знаешь, что сказать. Да и откуда знать? Ведь ты отвечала ему так давно, много лет назад.

Теперь становится слышен всепоглощающий шум какого-то механизма внизу, мелькают и вращаются странные орбиты, и еще этот свет, этот невозможный светящийся цветок, он начинает колебаться, меняться, превращаться во что-то другое.