Системы власти - Ноам Хомский (2013)

Индия находится приблизительно там же, где пребывала двадцать лет назад, прежде чем начались пресловутые реформы. Да, в стране произошел существенный экономический рост. Приедете в Дели — увидите изобилие и роскошь. Но это богатство — лишь некая привычная «вывеска третьего мира», истинная показуха. В наихудшие былые времена, посети вы самую бедную страну мира — скажем, Гаити, — заметили бы общественный слой: белых, европейцев, может быть, некоторое количество мулатов, живших в невероятной роскоши, обладавших огромными состояниями. Сегодня можете увидеть то же самое и в Индии, только на совершенно другом уровне. Да, сегодня в Индии сотни две миллионов людей имеют телевизоры, машины и живут в неплохих домах. Есть в Индии мультимиллионеры, возводящие для себя настоящие дворцы. И в то же самое время, за этот же период бурного экономического роста, среднестатистическое потребление продуктов питания сократилось в Индии устрашающим образом.

Между прочим, самым богатым человеком в мире сегодня выступает мексиканец — Карлос Слим[3]. В текущем году он опередил даже Билла Гейтса. За последние двадцать-тридцать лет после состоявшейся в Мексике приватизации Слим сумел почти полностью прибрать к рукам все мексиканские системы вещания и связи.

Кстати, думается, что нужно глядеть на рейтинги развития, ныне приписываемые Китаю, с изрядной долей иронии. Индия — куда более гласное общество; о том, что творится в Индии, мы знаем куда больше. Китай же — государство замкнутое. Не очень много известно о происходящем в китайских деревнях и селах. Довольно важными исследованиями по этой части занимается социолог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Чин Кван Ли. Она досконально изучила условия труда в Китае и разделяет страну на две части — как сама она выражается: «Ржавый пояс» и «Солнечный пояс». «Ржавый пояс» протянулся по северо-востоку страны: огромная промышленная область, где находились в основном старые государственные предприятия. Однако все это уже в прошлом, все это исчезло с лица земли. Чин Кван Ли сравнивает китайский «Ржавый пояс» с таким же «Ржавым поясом», существовавшим некогда и в США. У американских рабочих из этого «Ржавого пояса» нет за душой почти ни гроша. Прежде они простодушно считали, будто имеют «социальный контракт». Социологи опросили рабочих в штатах Огайо и Индиана. Люди чувствуют себя обманутыми и ограбленными. Повторяю: они полагали, будто имеют некий социальный контракт с корпорациями и правительством, будто станут работать не покладая рук всю свою жизнь, а взамен получат пенсии и уверенность в завтрашнем дне, и детям их дадут работу. Люди работали, служили в армии, жили как достойные граждане. Теперь же их вышвырнули на свалку. Никаких пенсий, никакой уверенности в завтрашнем дне, никакой работы. Все производство перевели в другие места. Чин Кван Ли обнаружила: весьма похожая беда случилась и в китайском «Ржавом поясе» — с той лишь разницей, что социальный контракт в Китае представлял собой маоистскую разновидность американского контракта: мы передовой народ, мы строим новую страну, мы готовы приносить жертвы ради нее, — а уж затем появится и уверенность в завтрашнем дне.

«Солнечный пояс» — Юго-Восточный Китай; сегодня это огромная промышленная область, на чьи заводы и фабрики стекается множество молодых рабочих, вчерашних крестьян. У этих рабочих нет ни маоистской сплоченности, ни желания работать во имя будущего. Они — простые крестьяне, выходцы из деревень. Там остались их родные, там растут их дети, туда они могут вернуться, если потеряют работу. Они — странствующая рабочая сила.