Четыре фрейлины двора Людовика XIV - Октав Фере

Вероятно, читатели поймут те чувства, которые возникли или скорее развились в уме столь пылком, как у этой честолюбивой фрейлины, от подобных комплиментов, равнозначных откровенному объяснению в любви. Эта охота, на которой, как мы видели, король ей назначал свидание, была та самая, на которой сама она и Ален Кётлогон согласились свидеться. Но, в данную минуту, думала ли Мария Фонтанж о своем рыцарском и нежном женихе?…

Послушаем опять автора Мемуаров, рассказывающего нам об одном из событий следующего дня: «После склонности к красоте и ухаживанию, самым живым удовольствием короля была охота, в которой он всегда находил такое удовлетворение и первым своим склонностям, так как пышность экипажей, костюмов, скромность свиданий и угощений вполне соединяли в себе вместе со вторым и первое.

Девица Фонтанж явилась на охоту в вышитой амазонке, изящество которой и красота её стана представляли самую нежную красоту, какую себе можно только представить. Её причудливый головной убор, состоящий из шляпки, убранной несколькими перьями, ярко выказывали весь цвет её лица и всю его нежность.

Поднялся лёгкий ветерок, она сняла свою шляпку и свои волосы подвязала лентой, концы которой ниспадали на её лоб. Эта перемена, в причине которой случай играл такую же роль, как и кокетство, чрезвычайно понравилась королю, упросившему девицу Фонтанж не менять прически во весь этот день.

Все дамы не замедлили явиться на другой же день с подобной прической, и этот случайный вкус сделался самым модным. От двора он перешёл в город, проникнул в провинции и вскоре, под названием Фонтанж, в иностранныя государства».

Эта охота, столь памятная для летописей моды, была не менее памятна для нашей героини.

Время было великолепное, погода стояла приятная, нежная, благодаря не слишком ещё яркому солнцу, что именно и было нужно для того, чтоб насладиться без усталости удовольствиями охоты на оленя.

Фрейлина герцогини, привыкшая к верховой езде и развлечениям подобного рода уже с своего детства, была отличной наездницей и охотницей.

Она перескакивала через преграды, пожирала на лету пространство, правила своею лошадью такой твердой рукой и таким верным глазом, с такою смелостью, что удивляла настоящих охотников. Но никто так не восхищался, как Людовик XIV.

Будучи сам весьма опытным в телесных упражнениях, к чему он прикладывал много старания из-за самолюбия, прельщённый игрою, пленённый страстью, он живо преследовал блестящую амазонку и так ловко, что эта поездка несколько раз превращалась в любезное и горячее свидание наедине.

Выехавшие из Версаля, охотники галопом прискакали в несколько минут в лес Вирофлей, который был в то время гораздо гуще, чем теперь, где всякое животное, за которым предполагали охотиться, имело свой отдельный кустарник, за которым оно скрывалось.

Олень, выбежавший из своего места, пустился бежать так резво, что удивил охотников, и ближайшими дорожками бросился в лесок Сели, потом скрылся в Лувесиенский лес, а под конец направился на так называемую рощу Марли.

Мы не будем останавливаться на подробностях этой травли, потому что интерес главных действующих лиц был сосредоточен на другом.

По свойственному ей кокетству, а также чувствуя, что ею восхищаются, как богиней охоты, юная де Фонтанж преследовала животное, но на самом деле она охотилась совершенно за другой дичью; а король, вновь воодушевившись, мало заботился теперь и об олене и о своей охоте.

Приближенные с притворной неловкостью старались держаться в стороне, давая полную возможность королю вести беседу, явно доставлявшую ему удовольствие, отпечаток которого виднелся на его лице. Девица Фонтанж, находясь в каком то восторженном состоянии, была ещё прелестнее от выражавшегося на её лице счастья, восхищения и торжества. Она, в свою очередь любовалась также всем тем, что представлялось её взору: лесом, селами, замками, реками, одним словом всем, что отражалось пред ними в калейдоскопе их поездки.