Мент - Константинов Андрей Дмитриевич

Тяжелый и бестолковый разговор продолжался. Рядом со шлюзом стоял КамАЗ с левыми диванами. Вся зона уже знала о том, что произошло… Ишь ты, диваны!

— Нехорошая ситуевина, — сказал хозяин куму.

— Да уж…

— Что делать будем? Меня и так на совещании раком ставят: почти килограмм анаши за месяц… А теперь еще хищение. Левое производство. А? Что скажешь?

— А что скажу? Опер молодой… дурак.

— Да он-то дурак. А жопу-то мне мылить. Как фамилия твоего дурака?

— Старший лейтенант Петров.

— Ну-ка давай его сюда.

— Слушаюсь, Иван Данилыч.

Старший лейтенант Петров вошел в кабинет начальника зоны. Сияли начищенные ботинки, сверкал паркет. Полковник внимательно смотрел на старшего лейтенанта. Полковник был умен, опытен, хладнокровен.

— Хищение пресекли, Антон Николаич?

— Так точно, Иван Данылыч… диваны. Мебелюха.

— Мебелюха… Гарнитур генеральши Поповой?

— Простите, Иван Данилыч… не понял.

— Да нет, это я так… садитесь, Антон Николаич.

— Спасибо, товарищ полковник. Сверкал паркет. Около шлюза стоял КамАЗ с левыми диванами. В ШИЗО сидел журналист Обнорский. Завхоз 16-го отряда Александр Зверев договаривался с прапорщиком о том, чтобы передать Обнорскому записку. Шухер уже закрутился, и рисковать прапору не хотелось. Баксами заплачу, сказал Зверев… ну ладно, давай… Диваны какие-то…

— Очень хорошо, Антон Николаич. Сколько диванов?

— Четыре, Иван Данилыч.

— Да-а… вот и собрался в отпуск… А ты, кстати, старший лейтенант, на прошлой неделе сорок грамм анаши отловил? Верно?

— Так точно, товарищ полковник. Деваха одна из вольных несла. В трусах.

— А ты что, в трусы бабам лазаешь?

— Я…

— Ладно! Ты знаешь что, старший лейтенант?… Вот я — полковник. Служу уже столько лет, сколько тебе всего. Не обижаешься, что я на ты?

— Да нет, товарищ полковник.

— Ага… три раза меня пытались убить. А сожрать пытались раз десять. Но вот что-то такое у них не получалось… понимаешь, Антон Николаевич?

— Я…

— Ты молодец, старший лейтенант. Хищение пресек, бабе в трусы залез.

— Я, товарищ полковник — Хозяин резко повернулся. Скрипнул паркет, ярко вспыхнули лампасы.

— На куманька хотел показания получить? Или на меня?

— Я, товарищ полковник…

— Верно: полковник. А знаешь, почему полковник? Не подличал никогда. Гадостей не делал. Вот ко мне однажды пришли ребятки в штатском… из обкома партии и сказали: есть, товарищ майор, точка зрения, что товарищ такой-то чужд нам по идеологии. А вы с ним вместе на повышение квалификации ездили, в город-герой Москву, столицу нашей Родины. Не могли бы вы, товарищ майор, выступить на бюро обкома… рассказать о странном этом господине?… Нет, говорю, не мог бы… Послушайте, говорят мне, майор! Вы отдаете себе отчет? Есть предложения, от которых не принято отказываться.

Солнце садилось… Полковник включил люстру. Водитель арестованного КамАЗа понял, что сегодня он уже никуда не уедет, открыл бутылку водки и налил себе полстакана. Кладовщик Андрей Обнорский сидел в ШИЗО. Срок, который теоретически мог закончиться в девяносто седьмом, растянулся еще года на два. Или чуть побольше…

— …Ну, ты понял теперь, старший лейтенант?

— Так точно, Иван Данилыч… понял.

— Ну вот и хорошо. Ты, Антон, Булгакова любишь?

— Булгакова? Какого Булгакова?

— Михаила Афанасьевича Булгакова.

— А-а… да. Да, конечно.

— Тогда, старший лейтенант, я позволю себе цитату.

Хозяин остановился посреди кабинета, с улыбкой посмотрел на опера в блестящих ботинках и сказал:

— Я обознался. А виноват коньяк, будь он проклят!

— Понял, Иван Данилыч.

— Ничего ты, Антон, не понял еще. Тебе сколько лет?

— Двадцать три.

— Ничего, Антон, ты еще не понял… Ты молод, счастлив, глуп. Диваны оприходовать, в мебелюхе провести ревизию, журналиста гнать в три шеи с этой работы… понял?