Мент - Константинов Андрей Дмитриевич

— А вот так, Саня, — ответил, пожимая плечами, Галкин. — Чист он, Саня, перед законом.

— Он же кошелек скинул! Я сам видел.

— А закон не запрещает кошельки кидать, — продолжал Семен. Караваев кивнул. Кивнул и Сухоручко. — Кражи вы не видели. Пострадавшей нет… Были бы в кошельке документы, мы бы ее живенько выдернули. Да и сам-то кошель под колесами побывал, там даже пальцев не осталось, наверно. Так, Михалыч?

— Так, Сема, — подтвердил раскрасневшийся Сухоручко.

— Ну вот. Резал Михалыча другой. А этот — Симаков его фамилия — даже не пытался ни тайно, ни явно Классика подстрекнуть. Вот если бы он орал: бей!… Тогда, может, что и вышло бы.

— Так он же — Симаков-то — дважды судимый. Убегал.

— Ну и что? — спросил Караваев. — Он за старое отсидел. Перед законом чист. Имеет прописку, имеет место работы. Нормальный советский гражданин, между прочим. Кошелька при нем нет, оружия тоже. Убегал? Ну и что? Увидел драку, кровь — испугался. А вы, кстати, товарищ Зверев, сбили его с ног, нанесли травму правой ноги и лицо ему в кровь разбили. На вас можно дело заводить. Так-то, Саша… а ты говоришь!

Зверев поскучнел, сильно затянулся сигаретой.

— Не бери в голову, — сказал Сухоручко. — У нас таких вариантов полно: вроде и преступление на лицо, и преступник бесспорный, а доказать нельзя. Это, Саша, только в кино знатоки всегда с победой. Но ничего — и мы кое-что умеем. Работать нам, Санек, судя по всему, вместе.

Так или иначе, а в судьбе Александра Зверева появилась определенность. Задержание преступника — да еще и вооруженного преступника! — явилось лучшей рекомендацией для студента. Ни Зверев, ни опера двадцать седьмого отделения нисколько не сомневались, что работать им предстоит вместе. Так оно и вышло. Сашка еще корпел над дипломом, а кадровики ГУВД уже проводили необходимые проверки кандидата. В биографии Зверева и его родных не обнаружилось темных пятен, анкеты оказались безупречными. Со здоровьем у Сашки тоже было все в порядке.

Он защитился. Не худо, но и не блестяще как ожидали его преподаватели. Интереса к учебе у Зверева уже не было — он видел себя в ином качестве. А ведь прочили ему научную карьеру… Но Сашка, к изумлению многих своих однокурсников и преподавателей, получил открепительный талон и заявил, что распределяться (сам он говорил — определяться) хочет самостоятельно.

— Куда же вы, Саша? — спросил Зверева один из его наставников. Авторитет, доктор наук, автор шестидесяти серьезных работ.

— В милицию, Лев Исакыч, в милицию.

Итак, восьмого сентября тысяча девятьсот восемьдесят шестого года Александр Андреевич Зверев впервые перешагнул порог двадцать седьмого отделения в качестве оперуполномоченного. В кармане пиджака лежала красная ксива с золотой надписью на обложке. Со всеми положенными печатями и Сашкиной фотографией.

Было тут, правда, одно но: на фотографии оперуполномоченный Зверев был в штатском: пиджак, белая сорочка, галстук. Армейское звание лейтенант запаса, полученное на военной кафедре института, в МВД силы не имело. Этот маленький нюанс — отсутствие милицейского звания — повлек за собой большую неприятность: зарплата опера состоит из должностного оклада (аж целых семьдесят два рубля!) и доплаты за звание… Вот этой-то доплаты — девяносто рэ — ему не полагалось.

Теоретически трансформация воинского звания в милицейское была проста. На практически бюрократическая машина совершенно не желала следовать призывам разума и логики. Зверев метался между РУВД и Василеостровским военкоматом. В какой-то момент ситуация стала принимать совершенно шизофреническую окраску… Сашка решил плюнуть и просто дождаться, когда все само собой утрясется.