– Я вас шокировал? – печально произнес майор. – Извините меня.

Опустив глаза, он отвернулся от Доротеи и начал поспешно вынимать содержимое корзины. Положил на тарелку сыр, хлеб, горсть спелой клубники и протянул ей.

– Это я должна перед вами извиниться, – тихо возразила Дороти, стыдясь, что не сделала это сразу.

Бедняга. Она вовсе не хотела своим долгим молчанием смутить его. Просто не находила слов. Взяв из его рук тарелку, Доротея попыталась улыбнуться.

Роллингсон пожал плечами, словно для него это ничего не значило. Но Дороти нелегко было обмануть. Незаконное происхождение явно оказало глубокое влияние на всю его жизнь, как и следовало ожидать.

– Многие люди сдаются и гибнут в неблагоприятных обстоятельствах, – мягко продолжала она. – Однако вам удалось преуспеть. И я считаю, что это в высшей степени достойно похвалы.

– Вы очень добры, мисс Аллингем, – отозвался майор, устремив взгляд в пространство. – Но не стоит притворяться. Я прекрасно знаю, что мои недостатки не ограничиваются обстоятельствами моего рождения. Я не такой элегантный и утонченный, как блестящие лондонские джентльмены. Я солдат. Мне гораздо привычнее возглавлять кавалерийскую атаку на французов, чем вести учтивую беседу в светской компании.

– Для мужчины, объявляющего себя лишенным светского лоска и манер, вам, сэр, слишком легко удалось очаровать меня. – Доротея повернулась к майору, и их взгляды встретились. – Скажу откровенно, я из тех, кто предпочитает природное обаяние приобретенному.

Его резкий смех был полон веселья, приправленного горечью.

– Я высоко ценю ваши усилия утешить меня, но не намерен закрывать глаза на правду.

– Что вы обаятельны? Согласна, глупо пытаться скрывать этот факт.

– Вам постоянно удается заткнуть меня за пояс, мисс Аллингем, – ответил с легкой улыбкой.

– Думаю, вы можете постоять за себя, сэр. – Доротея надкусила ягоду, слизнув с губ каплю сладкого сока. – Прекрасно можете постоять за себя!

Майор слегка наклонился вперед – глаза его искрились весельем. Было еще слишком рано даже думать о том, чтобы поцеловать его. Однако Доротея поймала себя на том, что гадает, каково бы это было. Приятно, конечно, она в этом не сомневалась. А может, его поцелуй принес бы что-то большее?

Громкий взрыв смеха в сопровождении девчоночьего хихиканья внезапно разрушил мечтательный настрой. Вспомнив, что они находятся в публичном месте, Доротея слегка передвинулась и прислонилась спиной к крепкому стволу дерева, скромно оправив юбку платья, чтобы прикрыть ноги. Майор растянулся на боку, опершись локтем о землю и подперев ладонью голову.

– Просто удивительно: найти место, полное мира и спокойствия, в такой близости от центра Лондона, – сказал он.

– Вы родились не здесь?

– Нет. Я вырос на севере Англии, недалеко от Уэльса.

– Один? Только с вашей матерью? – Она опустила голову. Яркий румянец проступил у нее на щеках. Будь проклят ее чертов язык! – Простите меня ради бога. Я не собиралась об этом выспрашивать.

– Все в порядке, мисс Аллингем. Правда. – Он вертел в руке стебелек маленького цветка, выросшего возле ствола дерева. – Я никогда не знал своего отца. Мать служила гувернанткой в богатой титулованной семье. Она влюбилась в джентльмена, жившего в соседнем поместье. Когда она сообщила, что носит его ребенка, он отказал ей в помощи. Не имея выбора, она вернулась в родные места, где жили ее родственники.

– Они приняли ее к себе в дом? – спросила Доротея, испытав облегчение, когда услышала, что бедная женщина не была покинута всеми.

– В какой-то степени. Они предоставили ей, а затем и мне, место для сна и пищу. Родственники всегда считали мою мать позором семьи и обращались с ней соответственно. Они пытались уговорить ее отдать меня в приют, но она не сделала этого. Неудивительно, что они не любили меня. Правда, они не были настолько бессердечны, чтобы выбросить нас на улицу.