Я, Мона Лиза - Джинн Калогридис (2007)

Художник внимательно вглядывался в людей, покидавших площадь. Делал он это по двум причинам: во-первых, он всегда изучал лица. Те, кто его знал, давно привыкли к внимательным взглядам. Но главная причина была связана с его встречей с Лоренцо де Медичи. Художник искал одно лицо – то самое, которое видел всего несколько секунд чуть более полутора лет назад. Несмотря на талант физиономиста, он смутно помнил те черты, но сердцем чуял, что узнает их. На этот раз он решил не позволить эмоциям взять над собою верх.

– Леонардо!

От неожиданного оклика художник испугался и невольно дернулся, машинально прикрыв ладонью пузырек с чернилами, чтобы тот не пролился. Старый друг из мастерской Верроккио собрался было покинуть площадь, но теперь шел ему навстречу.

– Сандро, – сказал Леонардо, когда перед ним остановился его давнишний приятель, – ты выглядишь как приор.

Сандро Боттичелли заулыбался. В свои тридцать пять, будучи на несколько лет старше Леонардо, он находился в расцвете жизненной карьеры. И действительно, костюм на нем был великолепный – алый, подбитый мехом плащ и черная бархатная шапочка, закрывшая почти всю золотистую шевелюру. Он был подстрижен короче, чем диктовала мода: волосы лишь прикрывали уши. Как и Леонардо, он был гладко выбрит. Зеленые глаза под тяжелыми веками смотрели дерзко; впрочем, он всегда держался с вызовом. Тем не менее он нравился Леонардо. Он обладал огромным талантом и добрым сердцем. За прошедший год Сандро получил несколько весомых заказов от Медичи и Торнабуони, включая огромную картину «Весна», которая должна была стать свадебным подарком Лоренцо его кузине.

Сандро хитро взглянул на эскиз Леонардо.

– Вот, значит, как. Пытаешься украсть у меня работу, понятно.

Он имел в виду недавно выполненную фреску на фасаде здания близ Дворца синьории, частично открывшуюся взору теперь, когда толпа начала редеть. В те ужасные дни, что последовали за смертью Джулиано, он получил заказ от Лоренцо изобразить каждого казненного заговорщика Пацци, когда те будут болтаться на веревке. Выполненные в натуральную величину изображения должным образом внушали ужас, как и было задумано. Там был Франческо де Пацци, совершенно обнаженный, с запекшейся раной на бедре; был там и Сальвиати в сутане архиепископа. Оба мертвеца были изображены лицом к зрителям – эффектное, но не совсем точное воспроизведение действительности. Как и Боттичелли, Леонардо находился на площади Синьории в тот момент, когда Франческо, вытащенного из постели, выбросили из верхнего окна дворца и повесили на самом здании для всеобщего обозрения. Секундой спустя за ним последовал Сальвиати, который в последнее мгновение успел повернуться к сообщнику-заговорщику и – то ли от сильнейшего непроизвольного спазма, то ли в приступе ярости – впился зубами в плечо Франческо де Пацци. Это было дикое зрелище и столь неприятное, что даже Леонардо, поддавшись эмоциям, не занес его в свой альбом. Изображения остальных казненных, включая мессера Якопо, были частично завершены, но одного убийцы не хватало: Барончелли. Вероятно, в это утро Боттичелли тоже делал эскизы, намереваясь закончить фреску. Но при виде наброска Леонардо он пожал плечами.

– Неважно, – произнес он небрежно. – Если я настолько богат, что одеваюсь как приор, то, безусловно, могу позволить такому бедняку, как ты, завершить работу. Мне предстоят более важные дела.

Леонардо, одетый в тунику до колен, сшитую из дешевого потертого льна, и плащ из тускло-серой шерсти, сунул набросок под мышку и отвесил преувеличенный поклон, изображая благодарность.

– Вы слишком добры, господин. – Он выпрямился. – Ладно, иди. Ты наемный мазила, а я истинный творец, и мне предстоит многое завершить, прежде чем начнутся дожди.