Дело Ливенворта (сборник) - Анна Грин (1926)

Рассерженный и в немалой степени оскорбленный положением, в которое этот человек поставил меня своей любезностью, я стоял и смотрел ему вслед, спрашивая себя, кто это и что ему было нужно. Ибо он был не только джентльменом, но еще и обладал примечательной внешностью: черты необычайно симметричные, тело очень стройное; не так уж молод – ему вполне могло быть и сорок, – однако в лице еще заметен отпечаток юношеской пылкости; ни линия подбородка, ни взгляд не выдают ни малейшей склонности к тоске, хотя и лик, и фигура того типа, который можно назвать наиболее расположенным к этому душевному состоянию.

«Он не может быть связанным с полицией, – решил я. – И совершенно не обязательно, что он знает меня или интересуется моими делами. И тем не менее забуду я его не скоро».

Примерно в восемь часов мне пришла записка от Элеоноры Ливенворт. Принес ее Томас, и в ней говорилось: «Приходите! Прошу, приходите, я…»

На этом предложение обрывалось дрожащей линией, как будто перо выпало из бессильных пальцев.

Через несколько минут я уже был на пути к ее дому.

Глава 12

Элеонора

Духом ты тверда… …молчать умеешь, Как ни одна из вас[11].

Уильям Шекспир. Генрих IV

Нет, жало клеветы острей меча, Укус – опасней яда нильских змей[12].

Уильям Шекспир. Цимбелин

Дверь открыла Молли.

– Мисс Элеонора в гостиной, сэр, – сказала она, приглашая меня войти.

Боясь сам не ведая чего, я поспешил в указанную комнату. Никогда еще я не чувствовал так роскошь этого великолепного зала с его античным полом, резными деревянными панелями и бронзовыми украшениями – насмешка вещей впервые бросилась мне в глаза. Положив руку на ручку двери гостиной, я прислушался. Все было тихо. Медленно отворив дверь, я отодвинул тяжелую атласную гардину и заглянул в комнату. Что за картина открылась мне!

В свете единственного газового рожка, слабого мерцания которого хватало лишь на то, чтобы сделать различимыми для глаза блестящий атлас и чистейший мрамор этого восхитительного помещения, я увидел Элеонору Ливенворт. Бледная, как скульптурное изваяние Психеи, проступавшее над нею из мягкой полутьмы сумерек в эркере, рядом с которым она сидела, такая же прекрасная и почти такая же неподвижная, она молитвенно сложила перед собой руки, явно нечувствительная ни к звуку, ни к движению, ни к прикосновению, – безмолвное олицетворение отчаяния перед лицом неумолимого рока.

Впечатленный этой картиной, я стоял, положив руку на гардину, не зная, то ли войти, то ли удалиться, как вдруг безмятежная фигура содрогнулась, застывшие руки разъединились, неподвижные глаза ожили, она вскочила и, издав удовлетворенный возглас, двинулась в мою сторону.

– Мисс Ливенворт! – воскликнул я, вздрогнув от звука собственного голоса.

Она остановилась и прижала ладони к лицу, как будто мир и все, что она забыла, ринулось на нее после того, как было произнесено это имя.

– Что случилось? – спросил я.

Ее руки тяжело упали.

– Вы не знаете? Они… Они начинают говорить, что я… – Мисс Элеонора не договорила, сжала горло. – Читайте! – Она указала на газету, лежавшую на полу у того места, где она сидела.

Я поднял газету, кажется, это была «Ивнинг телеграм», и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, о чем говорила мисс Элеонора. Я увидел заголовок, набранный крупными кричащими буквами:

УБИЙСТВО ЛИВЕНВОРТА

НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ ЗАГАДОЧНОГО ДЕЛА

ОДИН ИЗ ГЛАВНЫХ ПОДОЗРЕВАЕМЫХ – ЧЛЕН СЕМЬИ УБИТОГО

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ НАД ПЕРВОЙ КРАСАВИЦЕЙ НЬЮ-ЙОРКА

ИСТОРИЯ ЖИЗНИ МИСС ЭЛЕОНОРЫ ЛИВЕНВОРТ

Я был готов к этому, скажете вы, предвидел, что до этого дойдет; и все же невольно содрогнулся. Выронив газету, я стоял перед мисс Элеонорой, страстно желая и в то же время боясь посмотреть ей в лицо.