Шерлок Холмс и Дело о крысе - Дэвид Дэвис (1999)

Дело шло к полуночи. Луна стояла высоко, заливая дом неярким белёсым светом. И тут в сад вышла группа мужчин. У некоторых в руках были факелы — горящие палки, которые отбрасывали длинные резкие тени, пустившиеся в причудливую пляску по стенам дома. Возглавлял процессию доктор Саймон Карсуэл — узнать его оказалось несложно. Я замер, невольно стиснув кулаки. Всё обстояло именно так, как мы с Элис и подозревали. Карсуэл не только был замешан в этом тёмном деле — напрямую или косвенно он стал виновником гибели моего старого друга Стэмфорда. Врач, нарушивший клятву, — нет на свете ничего омерзительнее. Совершивший такое недостоин называться человеком. Карсуэл оказался выродком! Я проклинал его мысленно, сожалея, что пока должен этим ограничиться, — иначе нас бы немедленно отыскали и схватили вновь. Но в тот самый момент я дал обет, что не успокоюсь, пока Карсуэл не предстанет перед судом и не заплатит за своё клятвопреступление по всей строгости закона.

Четверо мужчин вынесли на сооружённых наспех носилках тело пантеры. Страшные когтистые лапы безжизненно свешивались вниз, мёртвые черты зверя казались невинными, почти кукольными. Несколько поотстав, по влажной лужайке нетвёрдым шагом ступала баронесса — лицо напряжено, залито слезами, но совершенно неподвижно в свете луны.

Паркер и двое его подручных взялись за рытьё могилы. Пока они трудились, все стояли в молчании. Наконец тело хищницы опустили в неглубокую яму. Баронесса упала рядом на колени, прошептала по-венгерски несколько слов — они отчётливо прозвучали в тихом ночном воздухе. Её стройное тело содрогалось от рыданий, хотя она и пыталась их подавить. Через некоторое время она затихла, а потом при поддержке Карсуэла поднялась с колен и дала знак закапывать могилу.

Яму стали закидывать землёй, а баронесса, жестом отодвинув Карсуэла, воздела руки к небесам — крепко сжатые тёмные кулаки обрисовались на фоне тёмной синевы. Она что-то выкрикнула на родном языке. Я не понял её слов, но то явно была клятва отмщения, а не вопль скорби. В голосе её звучали ярость и неистовство, и когда он прозвенел в полночной тиши, волосы у меня на голове встали дыбом. Я понимал: теперь мне лучше умереть самой страшной смертью, чем вновь попасть в когти к этой даме.

А потом траурная процессия, в том числе и баронесса, вернулась в дом. Примерно через полчаса он погрузился в непроглядную тьму. Пора двигаться, сказал я себе, и лучше бы в этом преуспеть. Второго шанса нам никто не даст. Холмс всё ещё пребывал в забытьи. Время от времени он негромко всхрапывал, но слышно это было лишь вблизи. Настало время действовать. После всех событий этого вечера я уже понял, что риск оправдывает себя. Я оставил Холмса лежать под рододендроном и отправился искать конюшню.

Пригибаясь к земле, я перебежал через лужайку и обошёл дом с задней стороны. Луна по-прежнему сияла в безоблачном небе, что было мне на руку — как, впрочем, и любому, кто мог следить за мной изнутри. Поняв это, я постарался по возможности держаться в тени. Наконец я оказался у шестифутовой стены, в центре которой находилась деревянная решётчатая дверь. Сквозь ромбовидные отверстия я разглядел двор. Там стоял экипаж, в котором накануне вечером Холмс привёз меня в Кресент-лодж. Он был распряжён, однако я сообразил, что стойло должно находиться неподалёку. Удача, похоже, продолжала мне сопутствовать: вот и средство для побега. Однако я понимал: где конюшня, там и конюхи. Я не мог знать, приказали ли кому-то из них сторожить лошадей ночью, но одна эта мысль удвоила мою бдительность.