До смерти здоров. Результат исследования основных идей о здоровом образе жизни - Эй Джей Джейкобс (2013)

Возможно, все еще проще: пейзажи успокаивают нас. Это выводы знаменитого исследования, которое в 1982 году провел Университет Мичигана. Пациенты после операции по удалению желчного пузыря находились в разных палатах: одни видели из окна зеленое поле, другие – кирпичную стену. Те, кто видел природу, поправлялись быстрее, и им реже нужны были сильные обезболивающие.

Физическая нагрузка и старение

Несколько дней спустя я бежал через Центральный парк к деду. Пару раз мне пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание, но я успешно пробежал полторы мили трусцой, что уже достижение.

Когда я пришел к деду, он спросил о моем проекте. Я рассказал ему о «пещерных людях», и он расхохотался.

Он сидел в кресле, как и бо́льшую часть дня, опираясь отекшими от плохого кровообращения ногами на выдвижную подставку. Ходить ему тяжело из-за грыжи межпозвонкового диска. В отличие от меня, дед бо́льшую часть жизни был очень спортивным: теннис, бег, велосипед, фрисби. Из тех, кого я знаю, он единственный человек, у которого есть гребной тренажер. И пого-стик[48].

Даже когда ему перевалило за восемьдесят, он плавал в мощном атлантическом прибое. Дед входил в воду, и волна чуть не сбивала его с ног. Он мог на мгновение замешкаться, но потом снова бросался вперед, новая волна накрывала его, а он решительно пробивался сквозь нее.

Когда я был маленьким, мы играли в пинг-понг, и дед, чтобы игра была честной, становился на колени. Он брал меня на велосипедные прогулки, десятилетиями покорял окрестные холмы на одном и том же оранжевом Kabuki с десятью скоростями. Часто ездил, выпрямившись и соединив руки в замок за головой. Конечно, это не образец безопасности, но мне очень нравилось.

Моя покойная бабушка тоже была одержима спортом и всегда побуждала меня поднять свой зад с дивана.

– На днях вспоминал бабушку, – рассказываю я деду. – Она всегда говорила мне, что дирижеры живут долго, потому что делают много движений руками. В книге, которую я сейчас читаю, сказано, что это может быть правдой.

Дед улыбается и размахивает воображаемой палочкой.

– Мудрая женщина, – произносит он.

Бабушка умерла шесть лет назад, совсем немного не дожив до шестьдесят восьмой годовщины их совместной жизни. Они были хорошей парой. Не идеальной. Но хорошей.

Он любил подразнить ее. Если за ужином речь заходила о чьей-нибудь приближающейся свадьбе, он шел в кабинет, извлекал из шкафа «Цитатник Бартлетта», открывал его и зачитывал слова Джорджа Бернарда Шоу: «Когда два человека находятся под влиянием самой сильной, самой безумной, самой обманчивой и преходящей из страстей, от них требуют клясться, что они останутся в этом беспокойном, ненормальном и изматывающем состоянии, пока смерть не разлучит их»[49].

– Ох, Тед, – отвечала бабушка, смеясь, хотя и поворачивалась к нему спиной. Но однажды она вырвала страницу, и это прекратилось.

В другой раз мы ужинали в итальянском ресторане недалеко от их дома. В какой-то момент дед повернулся ко мне и произнес:

– Что, по-твоему, об этом напишут в The New York Post?

– Напишут о чем? – не понял я.

– Что они напишут, когда узнают, что бабушка беременна?

Пояснил – и давай хихикать.

– Ох, Тед, – только и сказала бабушка.

Но, несмотря на поддразнивание, он не переставал ее любить. Он сохранял в себе – по меньшей мере отчасти – эту безумную и обманчивую страсть, во власти которой находился, когда они только познакомились в 1932-м, будучи студентами Корнелла (чтобы увидеть ее, ему приходилось карабкаться по стене женского общежития – мужчин туда не пускали). До самого конца они гуляли, держась за руки. И еще он шлепал ее украдкой («Ох, Тед»).

– Она была лучшей женщиной из всех, кого я знал, – признался он за обедом через несколько недель после ее смерти. В его глазах блестели слезы.