Гитара, кости и кастет. Все эти юноши печальные… (сборник) - Фрэнсис Скотт Фицджеральд (2015)

Энсон еще раз окинул взглядом вестибюль, о чем-то на мгновение задумался, а затем пошел к дверям и вышел на Пятую авеню. Из широкого окна одного из клубов – он в нем состоял, но лет пять уже там не появлялся – на него уставился седой мужчина с водянистыми глазами. Энсон тут же отвернулся – вид этой фигуры, восседавшей в бездеятельном смирении и надменном одиночестве, подействовал на него угнетающе. Он остановился, пошел обратно, а затем направился по 47-й улице к квартире Тика Уордена. Тик и его жена когда-то были самыми близкими его друзьями; Энсон с Долли Каргер в дни своего романа частенько бывали у них в доме. Но Тик стал много пить, и его жена во всеуслышание заявила, что Энсон оказывает на него плохое влияние. Замечание достигло ушей Энсона в сильно приукрашенном виде, а когда все, наконец, выяснилось, нежное очарование близости было утрачено навсегда.

– Мистер Уорден дома? – спросил он.

– Хозяева уехали за город!

Этот факт неожиданно причинил ему острую боль. Они уехали за город, а ему не сказали! Два года назад он обязательно знал бы точную дату и даже час отъезда, его бы пригласили в последний день, чтобы выпить на прощание и договориться о приезде в гости. А теперь они уехали, не сказав ему ни слова!

Энсон взглянул на часы и подумал: не провести ли ему выходные с семьей? Но на сегодня остался один-единственный местный поезд, который будет медленно тащиться по изнуряющей жаре целых три часа. А завтра придется провести целый день за городом – будет воскресенье, – а ему совершенно не хотелось играть на крыльце в бридж с вежливыми студентами и тащиться после ужина на танцы в сельский клуб. Как же был прав отец, ценя эти жалкие развлечения по достоинству!

– Только не это! – сказал он себе. – Нет!

Беспорядочная жизнь не оставила на нем следов; он начал полнеть, только и всего, а во всем остальном он так и остался исполненным достоинства и производящим глубокое впечатление молодым мужчиной. Из него могла бы получиться замечательная опора для чего-нибудь; иногда можно было с уверенностью сказать, что не для общества, а иногда – как раз наоборот – опора правосудию, опора церкви. Несколько минут он простоял, не двигаясь, на тротуаре, перед многоквартирным домом на 47-й улице. Кажется, впервые в жизни ему было абсолютно нечем заняться.

Затем он быстро пошел к Пятой авеню, словно только что вспомнил о ждавшем его там важном деле. Необходимость вводить окружающих в заблуждение – одна из немногих черт, роднящих нас с собаками, и Энсон в тот день напоминает мне холеного породистого пса, которого постигло разочарование у хорошо знакомой двери черного хода. Он решил наведаться к Нику, когда-то модному бармену, который был нарасхват среди тех, кто устраивал частные балы, а теперь вот разливал охлажденное безалкогольное шампанское в подвальных лабиринтах отеля «Плаза».

– Ник, – сказал он, – куда все подевалось, а?

– Сгинуло! – ответил Ник.

– Смешай мне «Виски сауэр». – Энсон протянул ему бутылку виски через стойку. – Ник, девушки стали другими. У меня была малышка в Бруклине. На той неделе она вышла замуж, а мне ни слова не сказала!

– Да вы что? Ха-ха-ха, – дипломатично рассмеялся Ник. – Обвела вас, значит, вокруг пальца?

– Именно так, – сказал Энсон. – И ведь прямо накануне мы с ней всю ночь гуляли!

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Ник, – ха-ха-ха!

– Ник, а помнишь свадьбу в Хот-Спрингс, где я заставил всех официантов и музыкантов горланить английский гимн?

– А кто тогда женился, мистер Хантер? – Ник с сомнением наморщил лоб. – Сдается мне, что…

– И в следующий раз они заломили такую цену, что я стал вспоминать – неужели я им тогда столько заплатил? – продолжил Энсон.

– …сдается мне, что это было на свадьбе мистера Тренхольма!

– Не знаю его, – твердо сказал Энсон. Он обиделся, что какое-то незнакомое имя вторглось в его воспоминания; Ник это заметил.