Этот способ размышлений о справедливости противоречит аристотелевскому взгляду. Аристотель не считает, что принципы справедливости могут или должны быть нейтральными по отношению к благой жизни. Напротив, Аристотель утверждает, что одна из целей справедливой конституции — формирование добродетельных граждан и культивирование доброго, хорошего характера. Аристотель не считает возможным размышлять о справедливости в отрыве от размышлений о смысле распределяемых обществами благ: должностей, почестей, прав и возможностей.

Одна из причин, по которым и Кант, и Роулз отвергают взгляд Аристотеля на вопросы справедливости, состоит в том, что, по их мнению, его способ размышлений не оставляет места свободе. Государственный строй, который пытается культивировать добросердечный характер или утверждать определенную концепцию благой жизни, рискует навязать одним ценности других. Этот способ мышления отказывает в уважении людям как свободным и независимым личностям, способным самостоятельно выбирать себе цели.

Если Кант и Роулз правы в понимании свободы, тогда они правы и в понимании справедливости. Если мы — независимые личности, совершающие свободный выбор, и не связаны моральными узами, предшествующими выбору, то нам необходима структура прав, которая нейтральна по отношению к целям. Если личность предшествует целям, то и право должно предшествовать благу.

Однако если нарративная концепция моральной субъектности более убедительна, тогда, возможно, стоит переосмыслить способ размышлений Аристотеля о справедливости. Если размышления о моем благе сопряжены с размышлениями о благе сообществ, с которыми связана моя идентичность, то стремление к нейтральности может быть ошибочным. Размышлять о справедливости, не размышляя при этом о благой жизни, пожалуй, невозможно — и даже нежелательно.

Вынесение концепций благой жизни на общественное обсуждение справедливости и прав может поразить вас как совсем непривлекательная, даже пугающая перспектива. В конце концов, вопрос о наилучшем образе жизни вызывает разногласия среди людей, живущих в плюралистических обществах вроде нашего. Либеральная политическая теория возникла как попытка избавить политику и право от вовлечения в моральные и религиозные контроверзы[369]. Философские системы Канта и Роулза представляют самое полное и ясное выражение этого устремления.

Но это устремление не может быть успешным. Многие из наиболее ожесточенно оспариваемых вопросов справедливости и прав невозможно обсуждать, не поднимая вызывающих разногласия моральных и религиозных проблем. При решении вопроса о том, как определять права и обязанности граждан, вынести за рамки обсуждения конкурирующие концепции благой жизни не всегда возможно. И даже в тех случаях, когда такое вынесение за скобки возможно, оно может оказаться, пожалуй, даже нежелательным.

Просить граждан демократического общества отрешиться от их нравственных и религиозных убеждений при обсуждении общественных проблем может казаться способом обеспечения терпимости и взаимного уважения. Но на практике верно, скорее, противоположное. Решение важных общественных проблем с претензией на нейтральность, которая недостижима, — рецепт получения сильного движения вспять и обиды. Политика, избавленная от содержательного морального обязательства, приводит к оскудению, обеднению гражданской жизни. И становится явным приглашением к узкому, нетерпимому морализму. Фундаменталисты устремляются туда, куда боятся заходить либералы.