Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел (2013)

Кеннеди замечает, что «если говорить о пропорциональном отношении вооруженных сил к общей численности населения, то численность современных вооруженных сил, ведущих боевые действия или готовых к их ведению, составляет примерно 4 % от численности вооруженных сил, одержавших победу во Второй мировой войне». Это позволяет политикам сравнительно легко вступать в войны, не получив на это широкого и глубокого согласия общества в целом. «Самые мощные в истории вооруженные силы теперь можно посылать в битву от имени общества, которое едва в состоянии смахнуть со своего лица пот, если вспотеет»[112]. Добровольческая армия избавляет большинство американцев от обязанности сражаться и умирать за свою страну. Хотя некоторые считают это преимуществом, такое избавление от участия в жертвах дается ценой размывания политической ответственности, уверяет Кеннеди:

«Огромное, подавляющее большинство американцев, нимало не рискуя быть призванными на военную службу, в сущности, нанимают некоторых наименее удачливых своих соотечественников для выполнения вместо себя самой опасной работы, пока это большинство, не видя, и не проливая крови, и не отвлекаясь ни на что, занимается своими делами»[113].

Одну из самых знаменитых формулировок гражданского довода в пользу призыва на военную службу дал Жан-Жак Руссо (1712–1778), французский политический мыслитель эпохи Просвещения. В книге «Общественный договор» (1762) Руссо утверждает, что превращение гражданского долга в товар не увеличивает свободу, а скорее, уменьшает ее:

«Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они предпочитают служить своими кошельками, а не самолично, — Государство уже близко к разрушению. Нужно идти в бой? — они нанимают войска, а сами остаются дома… В стране, действительно свободной, граждане делают все своими руками, — и ничего — при помощи денег; они не только не платят, чтобы освободиться от своих обязанностей, но они платили бы за то, чтобы исполнять их самим. Я весьма далек от общепризнанных представлений; я полагаю, что натуральные повинности менее противны свободе, чем денежные подати»[114].

Здравая концепция гражданства, выдвинутая Руссо, и его подозрительное отношение к рынкам могут показаться далекими от основных посылок современного мышления. Мы склонны рассматривать государство с его общеобязательными законами и правилами как царство насилия, а рынки с их добровольными обменами — как царство свободы. Руссо сказал бы, что мы придерживаемся, по меньшей мере, отсталых представлений в вопросах гражданских благ.

Защитники рынка могут выступить в защиту добровольческой армии, отвергая выдвинутую Руссо страстную концепцию гражданства или заявляя, что эта концепция не имеет отношения к военной службе. Но провозглашенные Руссо гражданские идеалы сохраняют определенную силу и убедительность даже в таком подчиненном рынку обществе, как современное американское общество. Большинство сторонников добровольческой армии яростно отрицают, что добровольческая армия тождественна наемной. Сторонники добровольческой армии совершенно правильно указывают на то, что многие добровольно идущие в армию руководствуются патриотическими чувствами, а не только соображениями материального достатка. Но почему мы считаем это важным? При условии, что солдаты выполняют свое дело хорошо, зачем нам интересоваться их мотивами? Даже передав дело пополнения вооруженных сил рынку, мы обнаруживаем, что трудно отделить воинскую службу от старых концепций патриотизма и гражданской добродетели.

Итак, рассмотрим следующий вопрос: какая, на самом деле, разница между современной добровольческой армией и армией наемников? В обоих вариантах солдатам платят за то, что они сражаются. В обоих вариантах людей прельщают обещаниями заработка и других благ. Если рынок — надлежащий и правильный способ создания и пополнения армии, так что, собственно, дурного в наемниках?