Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел (2013)

Если мы действуем в силу мотива, отличающегося от долга (скажем, из эгоистических соображений), наши действия не содержат моральной ценности. Действительно, утверждает Кант, наши действия утрачивают моральную ценность не только в том случае, когда мы совершаем их из эгоистических побуждений, но и всякий раз, когда мы пытаемся удовлетворить наши желания, предпочтения и инстинктивные побуждения. Кант противопоставляет подобные мотивы (он называет их «мотивами склонностей») мотиву долга и настаивает, что только поступки, совершенные по мотиву долга, обладают моральной ценностью.

Расчетливый лавочник и Бюро «Лучший Бизнес»

Кант предлагает несколько примеров, выявляющих разницу между долгом и склонностями. Первый пример — пример расчетливого лавочника. Неопытный покупатель (скажем, ребенок) заходит в бакалейную лавочку купить булку. Лавочник может взять с него лишние деньги, то есть взять больше обычной цены булки, и ребенок не поймет, что его обсчитали. Но лавочник понимает, что, если другие люди узнают, что он воспользовался неопытностью ребенка, о его непорядочности пойдут слухи, и это нанесет вред его бизнесу. Поэтому он решает не обсчитывать ребенка и взимает с него правильную цену. Итак, лавочник совершает правильный поступок, но совершает его по неправильной причине. Единственная причина, по которой он правильно рассчитывается с ребенком, — стремление оградить свою репутацию. Лавочник действует честно только из эгоистических соображений, поэтому у его поступка нет моральной ценности[162].

Современную параллель действия кантовского благоразумного лавочника можно найти в кампании по набору добровольцев в нью-йоркское Бюро «Лучший Бизнес». Стремясь завербовать новых членов, эта организация иногда публикует в газете New York Times объявление на целую страницу под заголовком «Честность — лучшая политика. Она же самая выгодная». Текст рекламного объявления не оставляет сомнений в том, к каким мотивам апеллирует рекламодатель:

«Честность. Она также важна, как и любой другой актив. Бизнес, который ведут честно, открыто и по справедливой цене, не может не процветать. Именно поэтому мы поддерживаем Бюро „Лучший Бизнес“. Присоединяйся. И извлекай из этого прибыль».

Кант не стал бы осуждать Бюро «Лучший Бизнес»; поощрение честного бизнеса достойно одобрения. Но есть важное моральное различие между поощрением честности ради нее самой и поощрением честности ради получения прибыли. Первая позиция — принципиальная, вторая — благоразумная. Кант утверждает, что только принципиальная позиция соответствует мотиву долга, единственному мотиву, который придает поступку моральную ценность.

Рассмотрим следующий пример. Несколько лет назад университет штата Мэриленд попытался справиться с проблемой распространенного мошенничества, попросив студентов подписать обязательство не мошенничать. В качестве материального стимула студентам, подписавшим обязательство, предложили дисконтную карту, позволявшую сэкономить от 10 до 25 % на покупках в местных магазинах[163]. Никто не знает, сколько студентов пообещали не мошенничать ради получения скидки в местных ресторанчиках и магазинчиках. Но большинство из нас согласится с тем, что в купленной честности нет моральной ценности. (Может быть, скидки сократили количество мошенничеств, а может быть, и нет. Остается, однако, этический вопрос: имеет ли честность, мотивированная желанием получить скидки или денежное вознаграждение, моральную ценность? Кант сказал бы, что не имеет.)

Приведенные примеры проявляют правдоподобие утверждения Канта о том, что только мотив долга, то есть совершение поступков потому, что они правильны, а не потому, что они полезны или удобны, придает поступкам моральную ценность. Но следующие два примера демонстрируют сложность выдвигаемого Кантом тезиса.

Оставаться в живых