Записки следователя [илл. В.Кулькова] - Бодунов Иван Васильевич, Рысс Евгений Самойлович (1966)

— Ребята,- сказал умоляюще Калиберда,- честное слово, мы идем на благородное дело. Мы разоблачим убийцу. А если даже убил не он и мы в этом убедимся, разве не важно очистить невинного от подозрения? Если версия Васильева не подтвердится, он будет разрабатывать другую, вместо того чтобы следить за невинным Горбачевым. В конце концов, кто-то должен был брать от Дмитриева газеты. Раз Васильев будет уверен, что убивал не Горбачев, он быстрее разыщет настоящего убийцу.

Товарищи тяжело вздохнули, но согласились, что помочь Васильеву, даже против его воли, необходимо.

Вечером Калиберда попросил у знакомого оперативника комплект отмычек, сказав, что хочет усвоить технику дела. Вернуть отмычки он не успел, а вечером, придя домой, обнаружил, что замок на входной двери собственной его квартиры открывается плохо, и целый вечер возился с замком. Замок не стал работать лучше, зато Калиберда научился обращаться с отмычками, как квалифицированный грабитель.

На следующее утро все трое стояли на тротуаре, напротив подворотни дома, где жил Горбачев, и оживленно болтали. Каждому прохожему было ясно, что встретились на улице три старых товарища, давно не виделись, у каждого полно новостей, стоят и болтают. Судьба любит шутить шутки. Вчера Горбачев вышел из дому в девять часов утра. Сегодня было уже половина одиннадцатого, а он все не появлялся. Сколько же можно стоять на улице без всякого дела! Черт его знает, может быть, поняв, что на его след напали, он уже едет в поезде куда-нибудь, скажем в Сибирь, и потом ищи его по всему Советскому Союзу. Окна его квартиры выходили, как вчера рассчитал Васильев, во двор, значит, сейчас он не мог видеть оживленно разговаривающих друзей. Но, может быть, управдом ему намекнул, что вы, мол, остерегайтесь, за вами, мол, присматривают. А может быть,-испугавшись, что кто-то расспрашивает про непрописанного жильца, сказал ему, чтобы он выметался, если не хочет иметь неприятности. Тот и насторожился.

— Если до одиннадцати не выйдет,- сказал Петушков, улыбаясь, чтобы прохожие думали, что три товарища ведут веселый разговор,-то кто-нибудь из нас постучит к нему и спросит Дмитриева. Он ведь один в квартире. Открыть может только он.

Все трое посмотрели на часы. У всех трех часы показывали без пяти одиннадцать. Вот уже без трех. Уже без двух. Уже без одной. Ровно одиннадцать. Ровно в одиннадцать из подворотни вышел Горбачев, неся в руках две, видно, тяжелые кошелки.

Тайный обыск

Практиканты узнали его сразу. Больно характерный был у него вид. Семкин, один из трех весело болтавших друзей, пожал руки двум остальным и пошел по другой стороне улицы, незаметно поглядывая на Горбачева. Двое остальных перешли улицу и тоже простились. Петушков остался стоять на тротуаре, поглядывая на часы, как будто ждал человека на заранее условленное свидание, Калиберда вошел в дом и поднялся на четвертый этаж.

Калиберда очень волновался. Он привык бороться с нарушителями закона, а тут вдруг приходилось самому нарушать закон. Черт его знает, а вдруг он не только следов убийства, но даже самогона не найдет! А Горбачев застанет его в квартире. Ох, и попадет же ему от начальства!

Дойдя до двери Дмитриевской квартиры, Калиберда наклонился к замочной скважине и втянул носом воздух. Как будто тянуло закваской, но черт его знает, может быть, он сам себя убедил, вот и чудится.