Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит (1966)

Через какое-то время камешки рядом кончились, а гусеница все так же неторопливо поднималась по бревну. Пришлось отправляться на поиски новых боеприпасов. Он вернулся с полными горстями камней и снова занял позицию. Ссыпал гальки у себя между ступнями и продолжил бомбардировку, перед каждым броском старательно прищуривая глаз. Наконец камешек попал точно в цель: гусеница лопнула, и зеленая жидкость брызнула во все стороны. У Шона почему-то возникло чувство, будто его одурачили. Он поднял голову, ища следующую мишень, и вдруг обнаружил, что перед ним стоит Анна.

– Здравствуй, Шон, – сказала она.

На ней было розовое платье. В одной руке она держала туфельки, в другой – небольшую корзинку.

– А я принесла кое-что перекусить.

– А чего так долго? – спросил Шон, встал и вытер руки о штаны. – Я уже думал, не придешь.

– Извини, все пошло не так, как я рассчитывала.

Возникла неловкая пауза, Анна слегка покраснела. Потом повернулась и двинулась по тропинке:

– Бежим! Спорим, не догонишь?

Не успел Шон схватить ее, как, подняв юбки до колен, она припустила босиком вверх и пропала в сиянии солнечных лучей. Он все-таки догнал ее, обнял обеими руками сзади, и оба повалились в траву возле тропинки. Так и лежали обнявшись, тяжело дышали и смеялись.

– Служба в церкви тянулась так долго, я думала, никогда не кончится, – сказала Анна, – а потом…

Закончить она не успела: Шон закрыл ей рот своими губами, и она тотчас закинула руки ему за шею. Они целовались неистово, постепенно распаляя желание. Тесно прижавшись к нему, Анна уже начинала постанывать и двигать бедрами. Шон оторвался от ее губ, поцеловал в щеку, потом в шею.

– О Шон, как долго мы с тобой не виделись… целую неделю…

– Да.

– Я так по тебе скучала… каждый день думала только о тебе.

Шон не отзывался, вплотную изучая губами ее шею.

– А ты скучал по мне, а, Шон?

– Мм… – промычал Шон, дотянулся губами до мочки ее уха и прихватил ее зубами.

– А когда ты работал, вспоминал обо мне?

– Мм…

– Ответь как следует… ну скажи, словами скажи.

– Я скучал по тебе, Анна, я думал о тебе каждую минуту, – соврал Шон и поцеловал ее в губы.

Она прильнула к нему, и рука Шона сама потянулась вниз, к ее колену, и снова вверх – уже под одеждой. Анна схватила его за руку и отвела ее в сторону:

– Нет, Шон, ты просто целуй меня.

Шон подождал, пока ее пальцы ослабнут, и попробовал снова, но на этот раз она отпрянула от него и села.

– Иногда мне кажется, что ты только этого от меня и хочешь.

Шон ощутил прилив раздражения, но ему хватило ума подавить его.

– Неправда, Анна. Просто я тебя давно не видел и очень соскучился.

Она сразу смягчилась, протянула руку и тронула его щеку:

– Ну прости меня, Шон. Я, вообще-то, не против, просто… ох, я и сама не знаю.

Она встала на коленки и взяла корзинку:

– Вставай, пошли к заводям.

У них там было свое особенное местечко – окруженное тростником, закрытое от солнца кроной растущего на берегу большого дерева. Шон расстелил одеяло на чистейшем белоснежном песке, и они уселись рядом. До них доносилось журчание невидимой речки, протекающей совсем рядом; слышалось шуршание тростника, кивающего пушистыми головками в ответ каждому дуновению легкого ветерка.

– …Ну никак не могла от него избавиться, – щебетала Анна, стоя на коленях и доставая из корзинки еду. – Уселся рядом на скамейке и молчит, а если я что-нибудь скажу, краснеет и ерзает. В конце концов я сказала ему прямо: «Извини, Гаррик, но мне надо идти!»

Лицо Шона потемнело. Услышав имя брата, он сразу вспомнил про случай с раствором – Шон все еще злился и не простил его.

– Прихожу домой, а там Фрикки с папой дерутся. Мама плачет, маленькие дети заперты в спальне…

– И кто победил? – поинтересовался Шон.

– Да нет, вообще-то, они не дрались, просто орали друг на друга. Оба пьяные в сосиску.