Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит (1966)

Мбежане ушел вперед ярдов на пятьдесят и теперь медленно продвигался обратно. Остановившись, стал внимательно рассматривать влажную коровью лепешку.

– Hierdie Kaffir verstaan wat hy doen[17], – одобрительно заметил Стеф Эразм.

Остальные молчали. Бестер Кляйн возился со спусковым механизмом карабина; становилось жарко, и красное лицо его покрылось потом.

Мбежане оказался прав: началась холмистая местность. Не такая, как в Натале, где холмы ровные, с округлыми вершинами, нет, здесь каждый холм заканчивался скалистым гребнем, а между ними почву разрезали глубокие овраги и ущелья. Склоны холмов густо заросли колючим молочаем с серыми стволами, корой, похожей на сетчатую шкуру пресмыкающихся, и высокими жесткими травами.

– Попить бы сейчас, – сказал Фрикки ван Эссен и тыльной стороной ладони провел по губам.

Чи-пип, чи-пип – громко пропищала в ветвях кораллового дерева, под которым они стояли, бородатка.

Шон поднял голову: коричнево-красным оперением птичка выделялась на фоне алых цветов, покрывающих дерево.

– Сколько их там? – спросил Стеф, и Мбежане подошел к морде его лошади:

– Не больше пятидесяти.

– Когда?

– Вчера, как спала жара, медленно двинулись по долине. Паслись по дороге. Сейчас они в получасе езды от нас.

Стеф удовлетворенно кивнул. Всего пятьдесят голов, но ведь будут еще стада.

– Сколько с ними людей?

Мбежане презрительно прищелкнул языком:

– Двое umfaans[18].

Концом копья он ткнул в пыль, где отчетливо отпечатался след босой ноги – явно подростка.

– Это не мужчины.

– Отлично. Едем за ними.

– Но у нас был приказ, если что-нибудь обнаружим, сразу возвращаться и доложить, – запротестовал Бестер Кляйн. – Сказали же, никакой самодеятельности.

Стеф повернулся в седле.

– Ты что, испугался двух umfaans? – холодно спросил он.

– Ничего я не испугался, просто такой был приказ. – И без того красное лицо Кляйна покраснело еще больше.

– Спасибо, я помню, какой был приказ, – сказал Стеф. – И я не собираюсь устраивать самодеятельность. Мы просто посмотрим, что к чему.

– Я тебя знаю! – взорвался Кляйн. – Стоит тебе увидеть корову, сразу с катушек слетаешь. Да и все вы… жадные до скота, как пьяница до бутылки. Только помани, вас уже ничем не остановишь.

Кляйн работал десятником на железной дороге.

Стеф уже отвернулся от него.

– Ну все, поехали, – сказал он.

Они выехали из-под широкой кроны кораллового дерева на солнце – Кляйн все еще что-то бормотал себе под нос, – и Мбежане повел их вперед по долине.

Почва здесь шла слегка под уклон, а по обе стороны поднимались крутые скалистые склоны. Двигались быстро: Мбежане и нонгаи рассыпались веером, а всадники ехали тесной шеренгой, почти касаясь друг друга шпорами.

Шон открыл затвор винтовки, вынул патрон и заменил его другим из патронташа, наискось висевшего на груди.

– Пятьдесят голов… это ж всего десять на брата, – жалобно проговорил Фрикки.

– А это сотня фунтов, тебе за полгода столько не заработать.

Шон засмеялся от удовольствия, и Фрикки тоже.

– Закройте-ка рот и глядите в оба, – невозмутимо заметил Стеф, а у самого в глазах от возбуждения и азарта уже чертики прыгали.

– Так и знал, что будете грабить, – сердито заныл Кляйн, – так ведь и знал, как дважды два…

– И ты тоже заткнись, – сказал Стеф и улыбнулся Шону.

Так они ехали минут десять. Потом Стеф окликнул нонгаев, и отряд остановился. Все молчали, тревожно вытянув шею и прислушиваясь.

– Нет, вроде ничего, – подал голос наконец Стеф. – Мы уже близко?

– Очень близко, – ответил Мбежане. – Отсюда их можно уже услышать.

Невероятно мускулистое тело Мбежане лоснилось от пота, гордая осанка выделяла его среди остальных нонгаев. Он так и рвался вперед, хотя всячески сдерживал себя, ведь волнение – вещь заразительная.

– Ладно, пошли, – сказал Стеф.