Судя по тону, каким были сказаны эти слова, Пирс считала лузером всякого, кто заканчивал ординатуру университетской больницы не на позиции главного хирурга-ординатора, подумала Уинтер. И она могла понять почему. Убить пять лет своей жизни и финишировать вторым – ну уж нет. Уинтер уже и так потеряла один год. Ей пришлось согласиться на позицию ординатора третьего года, в противном случае о хирургии можно было вообще забыть. Она почувствовала, как в ее душе всколыхнулся гнев, и постаралась быстро подавить его. Что сделано, то сделано. Теперь ей оставалось лишь двигаться вперед.

– Если в смену работает пять ординаторов, почему мы дежурим каждую третью ночь?

Пирс протянула десять долларов кассиру и попросила посчитать за них обеих. Уинтер запротестовала.

– Это традиция: старший ординатор первый раз всегда угощает новичка кофе, – пояснила Пирс, оглянувшись на Уинтер через плечо. – Что же касается нашей смены, то мы с тобой опекаем ординаторов первого года, плюс нам в этом помогает ординатор второго года, поэтому получается, что нас трое и мы работаем каждую третью ночь. Завотделением не доверяет первогодкам настолько, чтобы оставлять их одних с пациентами.

Уинтер прокрутила эту схему в голове. Два ординатора первого года и один второго года, который также технически считался младшим ординатором. И одна Пирс. Концы с концами не сходились.

– Кто же тогда страхует второго первогодку, если ты единственный старший ординатор на дежурстве?

– Я. Так что мы с тобой должны сейчас распределить смены, чтобы я могла следить за одним из первогодков через одну ночь.

– Через одну ночь?! – Уинтер постаралась сдержать возглас ужаса. Такой график работы может загнать в могилу кого угодно. Уинтер работала так лишь несколько раз, когда какой-нибудь другой ординатор не мог выйти по исключительным семейным обстоятельствам или заболевал так сильно, что был не в состоянии подняться с постели. Уинтер хорошо помнила одну из главных заповедей хирургов: «Единственная причина, по которой ты можешь не выйти на работу, – это похороны, причем твои собственные».

– И как давно ты работаешь в таком режиме? – спросила она Пирс.

Та пожала плечами. Для нее не было разницы, была она на дежурстве или нет. Она всегда была поблизости. Так было нужно. Она знала, чего хочет и чего это стоит.

– Какое-то время.

– Понятно.

Уинтер подумала, что будет не слишком умно вспомнить о новом правиле восьмидесяти четырех часов. Теоретически, ординаторам любой специальности официально запрещалось работать больше восьмидесяти четырех часов в неделю. Кроме того, им полагался однодневный выходной в неделю, и они должны были уходить домой сразу после суточного дежурства в больнице. Однако в хирургии все эти правила часто трактовались по-своему.

Считалось, что хирургию можно изучать лишь на практике, то есть в операционной, и если в расписании стояли операции, то ординаторы должны были там присутствовать в любое время дня и ночи. Ординаторы, которые выражали недовольство своим распределением на операции, впоследствии часто получали самые неинтересные случаи или вообще выдворялись из ординатуры. На такие программы, как в Пенсильванском университете, изначально набирали больше ординаторов с тем расчетом, что не все они продержатся до пятого года.

Уинтер не могла позволить себе лишиться этой позиции. Если ей придется работать по сто часов в неделю, что ж, она будет вкалывать по полной. Нужно лишь только кое-что скорректировать в своей личной жизни.

– А вот и наша команда, – сказала Пирс и мотнула головой в сторону стола, за которым сидело три молодых человека. – Парни, я привела подкрепление, – добавила она, присаживаясь на стул. За опоздание Пирс не извинилась.