Шимон с изумлением наблюдал за происходящим. Откуда в канализации столько вещей? От этого простого вопроса у него волосы встали дыбом. Подойдя поближе, Барух рассмотрел содержимое опрокинувшейся корзины: парик, колпак повара, повязка маляра, разные очки и накладные бороды… и еврейская шапочка. Разволновавшись, Шимон подошел еще ближе. Тем временем дети помогли своему приятелю собрать вещи и побежали к тележке.

Только тогда малыш заметил, что из корзины вывалилось кое-что еще. Вывалилось и упало в куст, а никто этого не увидел. Кроме Шимона. Подскочив к ребенку, Барух выдернул у него из рук кожаный кошель на затяжке. Особенный кошель с красной хамсой – иудейским символом, хранившим от сглаза и несчастья. Хамсой, рукой Бога.

– Ты что творишь, церковник?! А ну отпусти! – рявкнул мужчина, спрыгивая с телеги.

Шимон растроганно смотрел на кошель.

– Ты меня слышал, крыса церковная?! – Размашисто шагая, мужчина направился к Баруху.

Шимон нежно провел пальцем по шероховатой ткани, осторожно касаясь нарисованной им стилизованной руки.

– Это мое. Отдай! – Мужчина вырвал у него из рук кошель, где когда-то лежало тридцать шесть золотых флоринов, которые Шимон выручил при заключении сделки.

Барух посмотрел на незнакомца. У того был суровый вид, но Шимона это не испугало. Он больше не боялся. Никого. Он мог бы вырвать у этого типа ятаган из ножен и у всех на глазах перерезать наглецу горло. Если бы Шимон мог говорить, он шепнул бы тому нахалу: «Нет, это мое». И расхохотался бы, глядя на его агонию.

– Чего смотришь, дядя? – с вызовом рявкнул незнакомец.

Но Шимон заметил, что в его взгляде не осталось былой уверенности. Барух не мог ответить ему, да и не хотел. Нет, Шимон просто стоял там и не сводил с наглеца глаз. И на лице его не было и тени страха.

Незнакомец отвернулся, похоже, он немного растерялся. Вернувшись к повозке, он еще раз хлестнул кнутом и рявкнул:

– Жду вас на кладбище. Поторапливайтесь!

Скакун тронулся с места, повозка уехала прочь.

Шимон почувствовал глубокое внутреннее удовлетворение.

«Вот я тебя и нашел», – подумал он.

Подождав, пока дети разойдутся, Барух последовал за ними, держась на безопасном расстоянии.

Дойдя до кладбища, он сделал глубокий вдох. Должно быть, так пахнут сейчас тот священник и его служанка, подумалось ему, и эта мысль подняла ему настроение. Сев на пригорке, Шимон устроился так, чтобы обозревать все вокруг, никому не попадаясь на глаза. Вдалеке он приметил того мужчину из катакомб. Вокруг сновали дети. Они все как один боялись этого типа. Отсюда вся эта местность казалась одним огромным цехом, в котором каждый выполнял свою задачу. Смерть была ремеслом не хуже других.

Сгустились сумерки. Шимон встал, размял затекшие ноги и направился вниз, на могилы. По дороге он подобрал короткую, но толстую палку и пару раз шлепнул себя по ладони, чтобы приноровиться к ней.

Незнакомца он застал за ужином. Когда Барух вошел в дом, тип из катакомб даже не успел встать из-за стола. Едва он схватился за рукоять ятагана, как Шимон уже оглушил его дубиной. Удар пришелся на висок, и мужчина без сознания упал на пол.

Сняв с него кушак, Барух привязал запястья пленника к опорной балке, сел за стол и доел суп из тарелки, закусывая курятиной и запивая вином.

Окончив трапезу, Шимон увидел, что его пленник пришел в сознание. Незнакомец молчал.

Шимон принялся за поиски листа бумаги и пера. Все, что ему было нужно, он обнаружил в ящичке покосившегося комода, стоявшего в углу хижины. Там лежала какая-то книга. Книга регистрации смертей – по крайней мере, так Барух подумал. Перо оказалось кривым, а чернила – дешевыми, или кто-то разбавил их водой, чтобы не так много расходовалось.

– КАК ТЕБЯ ЗОВУТ? – написал Шимон.

– Скаваморто.

– ГДЕ МАЛЬЧИШКА, КОТОРЫЙ ЖИЛ В КАТАКОМБАХ?

– Кто?

Барух ударил Скаваморто дубинкой в челюсть. Мужчина сплюнул кровь.