Украденный бриллиант - Жюльетта Бенцони (2016)

– И что же?

– Я не хотела у тебя во дворце революции. Господь ведает, что я никогда не сомневалась в преданности Жозефа и… в его твердом характере. Я не забыла об антипатии, которая существует между Альдо и Жозефом, и ее подсознательно разделяет Антонио. Так что я не сомневалась: у тебя немедленно возникнут проблемы. Поэтому и сочла, что будет разумнее, если эту веселую компанию я сама возьму под крыло. Мне кажется, так ты уедешь со спокойным сердцем. Так куда же ты собралась?

– В Лондон, к Мэри, оттуда вам напишу.

– Неожиданный поворот. Обычно Альдо исчезает в неизвестном направлении на неопределенный срок. На этот раз ты готова последовать его примеру. С чего вдруг?

– Мне почему-то кажется, что от моего путешествия будет польза. До того как я вышла замуж за Альдо, на протяжении двух лет я была его личным секретарем, его правой рукой, наверное, что-то от него усвоила.

В Лаковой гостиной их ждали поднос с чашками, кофейник с напитком и венские булочки. Графиня Валери улыбнулась дамам на портретах, вытащила длинные булавки, которые держали меховой ток на ее пышных серебряных волосах, водрузила ток на голову юного фавна, украшавшего консоль, бросила манто на кресло, сама уселась в другое и только тогда взяла в руки чашку, которую ей протягивала Лиза.

– А вот теперь рассказывай, что случилось, в подробностях.

Считая Ланглуа подарком небес, Мари-Анжелин была недалека от истины. Похищение «Санси», в котором обвинили самого крупного европейского, а то и мирового эксперта по знаменитым историческим драгоценностям, не могло не вызвать большой шумихи в разных концах света, возбудить сплетни и толки. Однако набережная Орфевр крепко держала в своих руках прессу, и журналисты пока проявляли несвойственную им сдержанность. Но дело было не только в набережной Орфевр. Во-первых, Альдо, наполовину француз, часто сотрудничавший с известным египтологом Видаль-Пеликорном, нередко поставлял в газеты всевозможные сенсационные материалы. Во-вторых, проблемы англичан мало интересовали их наследственных врагов – ну, если только позлорадствовать. К тому же «Санси», который на протяжении веков находился в сокровищнице Французской Короны и был украден в 1792 году во время революции из сундуков Склада королевской мебели, находившегося на площади Согласия, а тогда именовавшейся площадью Революции, по мнению французов, должен был не украшать высокопоставленную английскую даму, а находиться в одной из витрин Лувра. Стало быть, предполагаемый грабитель, воспользовавшись немалым кредитом общественной симпатии, в Париже мог немного расслабиться и заняться лечением бронхита, который вновь распоясался, воспользовавшись непогодой, что завладела чуть ли не всей Европой.

А вот по другую сторону Ла-Манша дела обстояли совсем иначе, и Ланглуа не скрывал тревоги, которую внушало ему состояние коллеги англичанина, суперинтенданта Гордона Уоррена, госпитализированного из-за ранения, полученного во время ареста особо опасной бандитской группировки. Целых две недели он висел на волоске между жизнью и смертью, но в конце концов свернул на дорожку, ведущую к жизни, однако о работе, разумеется, пока не могло быть и речи. Все дела вел его заместитель Адам Митчел.

Уоррен был близко знаком с тандемом Альдо – Адальбер, он даже с ними сотрудничал, так что сто раз бы подумал прежде, чем пускать ищеек ловить Альдо Морозини. Другое дело, Адам Митчел. Столетняя война для него, похоже, продолжалась, и он ненавидел все, что так или иначе относилось к Франции… За одним-единственным исключением: он питал слабость к некоторым сортам бордосских вин, уверяя, что их виноградники когда-то принадлежали его семье, но были утрачены после битвы при Кастильоне в 1456 году. Эта битва окончательно закрепила Аквитанию за Французской Короной.