Дым - Дэн Вилета (2016)

Зато темнота что-то сделала с Ливией. Что-то важное: возможно, смягчила ее. И вот теперь Чарли смотрит на нее, впервые после их поцелуя, и видит, что она изменилась. Похудела. Запачкалась, разумеется. Держится иначе. Из-за этого Чарли ведет себя с ней робко и неуклюже, а когда она смотрит на него, но не улыбается в ответ, робеет еще сильнее.

Ливия похудела, а Томас отощал. Он чище своих товарищей (за что должен благодарить Лиззи, которая постоянно возилась с губкой и водой) и бледен под веснушками угольной пыли. Из-под повязки выползают щупальца темно-синей татуировки, касаются брови и уголка глаза — там, где уголь въелся в свежий шрам. Его лицо — маска напряжения. Каждый его шаг по грязной тропе требует огромных усилий воли.

К тому времени, когда рассвет сменился полноценным утром, они видят впереди цель своего похода — не столько селение, сколько небольшую станцию. Тут останавливаются товарные составы, чтобы забрать груз. На таких поездах можно проехать всего за пенни, вместе со свиньями и курами или на черных горах угля. Это мистер Мосли посоветовал прийти сюда: тут они привлекут меньше внимания, сказал он, чем на городском вокзале. Так путешествуют бродяги. Бродяги. Что ж, думает Чарли, вид у нас соответствующий. Его штаны и куртка отяжелели от грязи. С неба сыплется мелкий дождик, оставляя на грязной коже мокрые дорожки. Словно по команде, они замедляют шаг под прикрытием холма. Время принимать решение.

Однако слова приходят не сразу. Захлестнутые новым ощущением — мир, лишенный крыши, — они мало говорили все утро, и странная скованность так и не покинула их, так, будто слова могли вызвать что-то необратимое, завершить одну часть их жизни и вынудить начать новую.

Чарли делает первый шаг.

— Ты хочешь вернуться домой? — спрашивает он Ливию. — К матери?

Девушка трясет головой. Она зашла так далеко, предположив, что мать участвовала в нападении на них. Теперь надо идти до конца. Чарли знает, что спорить с ней бесполезно.

— Значит, в Лондон.

Он слышит вопрос в собственном голосе. Вопрос, обращенный к Томасу. Томас — их вожак. Никакого голосования не было, никто его не выбирал, но это так, даже теперь — особенно теперь, — когда он ранен и слаб.

— Я хочу сказать, что если мы не можем вернуться к леди Нэйлор, а сидеть на месте не собираемся, то остается лишь Лондон. «Табачный док, полночь, двенадцатое января». Так записано в журнале, который я нашел в лаборатории. «Заберите лично»: значит, леди Нэйлор будет там. Она над чем-то работает, над чем-то очень важным, и заплатила целое состояние всего за один товар.

Очевидно, Томас рассуждает точно так же. И все же в его ответе слышится нерешительность:

— Какое сегодня число? На нас напали второго января, в рудник мы спустились третьего. Под землей провели шесть дней. Сейчас утро девятого?

И Ливия, и Чарли подтверждают его расчеты.

— Значит, у нас целых четыре дня. Достаточно.

По его телу пробегает озноб, он приседает на корточки и опирается одной рукой о землю. Чарли понимает, что Томас может упасть в обморок. Что он не способен даже стоять.

Но голос Томаса звучит твердо.

— Нам нужно поговорить с тем, кто может все прояснить. Рассказать о лаборатории, об экспериментах, о теории леди Нэйлор насчет дыма. Нужно добыть новых сведений, узнать чужую точку зрения. Без этого мы так и будем бродить в темноте. — Он вскидывает подбородок. Решение принято. — Вы оба поедете в Лондон. Я отправлюсь к Ренфрю.

— К Ренфрю! Откуда ты знаешь, что можно ему доверять?

— Я ничего об этом не знаю. Но в свое время он учился у барона Нэйлора. И это он обнаружил во мне болезнь. Если мы правы, если клетка в лаборатории предназначена для меня из-за этой болезни, тогда, Чарли, я должен узнать, для чего это все. Иначе я делаю выбор вслепую. И меня уже тошнит от этого.