Дым - Дэн Вилета (2016)

— Не могу. Люди увидят и решат, что я воровка. Мировой судья прикажет выпороть меня.

Похоже, мисс Нэйлор обижена моим отказом. И слегка рассержена. Но она борется с собой, скидывает рабочую куртку, отрывает рукав грязной блузки, которая на ней надета, и вручает мне.

— Это французское кружево. Ты можешь перешить его. Сделать платок или крестильную пеленку. Когда у тебя будут дети.

Покрытый угольными разводами лоскут висит в моей руке. Должно быть, она догадывается о моих мыслях — и со смущенным видом пытается забрать рукав обратно.

— Прости, я не подумала.

Наконец-то на мгновение она становится настоящей. Даже почти искренней. Изо всех сил старается дотянуться до меня через пропасть, которая нас разделяет. Бог знает, кто ее выкопал.

Мне становится жаль ее.

— Я возьму, — говорю я. — Красивое кружево.

Мы улыбаемся друг другу. Потом она быстро набрасывает на себя куртку, чтобы спутники не увидели ее полуодетой. И тут же превращается в прежнюю мисс Нэйлор. Далекую. Холодную, как роса.

— Мистер Аргайл обязан тебе жизнью, — закрывает она нашу сделку. — Мы все в долгу перед тобой.

Я киваю и машу у нее перед лицом кружевной тряпкой:

— Это да. Но вы ведь уже расплатились.

Либерал

Занимается рассвет, и Чарли думает, что его сердце разорвется от радости.

Они шагают уже несколько часов — бредут в темноте, останавливаясь через каждую сотню ярдов, потому что Томас начинает спотыкаться и не поспевает за ними. Потом на горизонте показывается полоска предрассветной зари, тусклая и узкая. Но что за чудеса открываются благодаря этому бледному мазку! Они идут по грунтовой тропе, по обе стороны тянутся прямоугольники полей, разграниченных изгородями и утыканных редкими голыми деревьями. Наверху — свинцовое небо, плотно затянутое облаками. Мир коричневого и серого. Но что это за серый! Какое изобилие оттенков коричневого!

Чарли не верит собственным глазам, останавливается, смахивает слезы с глаз. А потом, поднимаясь над покатыми холмами, на востоке рождается оранжевое сияние. Это не красочный восход из книг, когда огненно-красный шар выглядывает из-за края земли, выкатывается целиком, слегка подпрыгивает и взмывает в синее небо. И все же это самое прекрасное зрелище из всех, что видел Чарли. В мире мало-помалу проступают детали. А когда облака на мгновение расходятся, он ощущает свет на своем лице как нежное поглаживание чьей-то руки. Он опускает взгляд, смотрит на себя, на свои руки и ноги и смеется от счастья, дивясь тому, что даже звуки под открытым небом слышны по-другому.

Только потом он оборачивается к друзьям.

Для Чарли эта неделя, проведенная под землей, была неделей одиночества. Долгие часы он проводил у постели Томаса, который редко выныривал из горячечного забытья, и слушал его бессвязный бред. Даже от дыма Томаса он был отделен, потому что в темноте дым потерял и запах, и способность заражать — лишь бессмысленно плясал в тусклом свете в тех редких случаях, когда они осмеливались зажечь фонарь. Разумеется, Чарли беседовал с Лиззи, но с ним девушка была скупа на слова, стараясь как можно больше общаться с Томасом. И еще Чарли говорил с Ливией: прикасался к ней, целовал ее, пил ее дыхание. Но в мире без зрения даже эти моменты — поддельная радость: любовь, разыгранная тенями. В темноте, по ощущению Чарли, они не могли полностью открыться друг другу. Это мир без улыбок. Без красоты. Порой он пробуждался ото сна, и его охватывал страх, что на самом деле он не проснулся. Страх, что он протянет руку и никого не найдет. Или найдет незнакомца. Или друга — любимого человека? — чьи эмоции не сможет прочитать.