Танец на кладбище - Линкольн Чайлд, Дуглас Престон (2009)

Мужчины свернули в длинный узкий коридор, прошли через несколько двойных дверей и вошли в церковь. Там пахло свечным воском и благовониями. Толпа сектантов невнятно причитала, волнуясь как море в такт каденциям верховного жреца Шарьера, стоявшего впереди. Два ряда свечей освещали четырех мужчин, которые что-то делали с большим плоским камнем в полу. За ними, в мутной мгле, стояли сектанты в капюшонах, из-под которых, словно жемчужины, сверкали белки глаз. В стороне царственно воздвигнулся во весь свой огромный рост Боссон, с непроницаемым лицом наблюдавший за церемонией.

Четверо мужчин продели веревки в железные кольца по углам каменной плиты, завязали их узлом и, положив на каменный пол, встали рядом. В церкви воцарилась тишина. Вперед вышел верховный жрец. В одной руке он держал маленький подсвечник, в другой – трещотку. Облаченная в грубый коричневый балахон фигура медленно двигалась на цыпочках, переставляя босые ноги по одной линии, пока не оказалась в центре плиты.

Там жрец начал греметь трещоткой, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Воск со свечи стекал ему на руку и капал на камень. Опустив руку в карман балахона, он вытащил оттуда небольшой пучок перьев и бросил его на пол. Потом последовал еще один взмах трещоткой и медленный поворот. После этого Шарьер высоко поднял босую ногу и звонко топнул по плите.

Снизу донесся слабый звук, похожий на тяжелый вздох.

В церкви установилась гробовая тишина.

Жрец чуть громче загремел трещоткой и прокрутился еще один раз. Потом снова топнул ногой по камню.

Внизу раздался скорбный стон:

– А-а-а-а-а-в-в-в-у-у-у-у-у-у…

У д’Агосты заколотилось сердце. Он выразительно посмотрел на Пендергаста, но спецагент, скрытый под клобуком, был поглощен созерцанием обряда.

Теперь жрец начал неторопливо танцевать по кругу, обводя серой ступней пучок перьев, лежавший на полу. Время от времени он громко топал ногой, и в ответ из подземелья раздавался стон. Постепенно пляска убыстрялась, топот учащался, а ответные стоны становились все громче и продолжительнее. Существо, сидевшее внизу, было явно обеспокоено стуком, раздававшимся сверху. Эти звуки показались д’Агосте до боли знакомыми.

– А-а-а-а-а-и-и-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у, – жалобно причитало существо, вторя танцевальным па жреца. – А-а-а-и-и-у-у-у-у-у… а-а-а-и-и-у-у-у-у…

Вопли становились все энергичнее и короче, совершенно не подчиняясь ритму танца. Когда они стали достаточно громкими, собравшаяся толпа начала им вторить. Сначала это было лишь тихое бормотание, но постепенно оно переросло в громкие отчетливые крики:

– Envoie! Envoie! Envoie![40]

Пляска все убыстрялась. Теперь ноги жреца мелькали без остановки, а топот стал частым, как барабанная дробь.

– А-и-и-у-у-у-у-у-у! – ревело существо из-под пола.

– Envoie! – отвечали ему прихожане.

Внезапно Шарьер замолчал. Голоса в церкви тоже затихли. Но внизу кто-то продолжал тяжело дышать, стонать и шаркать ногами.

Д’Агоста, затаив дыхание, не отрывал глаза от камня.

– Envoie! – выкрикнул жрец, сходя с плиты. – Envoie!

Четверо мужчин, стоявших по углам плиты, подняли веревки и, перекинув их через плечо, стали тянуть. Плита дрогнула, накренилась и со скрежетом оторвалась от пола.

– Envoie! – снова завопил жрец, поднимая вверх раскрытые ладони.

Мужчины оттащили плиту в сторону и бросили веревки. Под ней открылась темная дыра в полу. Сектанты сгрудились вокруг в молчаливом ожидании. Боссон, не двигаясь с места, не сводил с них внимательного взгляда. Из дыры повеяло запахом склепа.

Теперь оттуда доносилась целая гамма звуков: кто-то суетливо шаркал ногами, скребся и нетерпеливо причмокивал.