Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Аксл Сунд (2012)

Единственное осложняющее обстоятельство – Юхан, но он ведь смог бы присоединиться позже. Паспорт у нее всегда в сумке, и в принципе ей ничто не мешает. Страх каким-то удивительным образом отпускает, как будто сознание того, что она на самом деле не прикована к месту, делает возможность вырваться на свободу менее притягательной.

Музыка по радио прерывается сообщением: жителей Грисслинге просят закрыть окна ввиду сильного пожара на одной из вилл.

Она бесцельно едет дальше.

В свободном падении.

Белые горы

София Цеттерлунд находит квартиру пустой: никаких следов Гао. Войдя в скрытую за стеллажом комнату, она видит, что он все вычистил и прибрал. Пахнет здесь теперь моющими средствами, хотя по-прежнему слегка отдает мочой.

Грубый плед аккуратно разложен на матрасе.

Шприцы лежат на маленьком столике рядом с бутылкой с ксилокаином, и ей становится интересно, почему ее коллега, дантист Юханссон, их так и не хватился. Случайность вновь сыграла ей на руку.

Ее возмущает своевольное поведение Гао – ведь он действовал без ее приказаний. Что же происходит?

Ее охватывает неконтролируемый страх. Вся ситуация ей непривычна. Внезапно происходят вещи, на которые она не может повлиять, и нечто неподвластное ей приходит в движение.

Не понимая, откуда что берется, она начинает истерически кричать. Слезы текут по щекам, и ей никак не перестать реветь. Так много всего одновременно рвется наружу. Она колотит в стены, пока обе руки не теряют чувствительность.

Припадок продолжается почти полчаса, и, успокоившись – в основном потому, что измотана физически, – она сворачивается на мягком полу в позу эмбриона.

От запаха дыма щекочет в носу.

Ей видятся шрамы у нее на теле.

Раны, которые, залечившись, превратились в более светлые пятна на коже.

Дыхания, вызывавшие у нее тошноту, из-за которых ей теперь трудно целоваться.

Такой опыт необходим для памяти. Что-то происходит, воспринимается и становится воспоминанием, но со временем сам процесс стирается, превращается в единое целое. Несколько событий сливаются в одно. Ей кажется, что вся ее жизнь представляет собой один большой ком, где насилие и побои объединились в одно особое происшествие, а оно, в свою очередь, стало опытом, превратившимся в знание.

Нет никакого “сначала” и, соответственно, никакого “потом”.

Что было в ней такого, чего больше не осталось?

Что могла она когда-то видеть такого, чего больше не видит? Она искала новых возможностей для развития собственной личности. Не альтернативы или дополнения, а новой натуры. Самонадеянность, не знающая границ.

Она разрезает тонкую пленку, отделяющую ее от безумия. Ничто не началось с меня, думает она. Ничто не началось во мне. Я мертвый плод в стадии разложения.

Моя жизнь состоит из длинной череды мгновений, одного за другим, как при перечислении, непохожих друг на друга, из отдельных фактов, следующих один за другим.

Из осознания отчужденности и самопонимания.

Стокгольм

В первый раз в своей новой стране Гао Лянь из Уханя идет по Стокгольму один. Из квартиры на Боргместаргатан он доходит до Клиппгатан и спускается вниз по скользким каменным ступеням, ведущим к церкви Софии. Пересекает Фолькунгагатан и поднимается по лестнице к больнице миссионерской организации “Эшта”.

На Фьелльгатан он садится на скамейку и смотрит на Стокгольм. Прямо под ним стоят большие пассажирские паромы, а на рейде покачиваются маленькие яхты. Слева ему виден Старый город – Гамла стан – и дворец.

Ласточки, с криком пронзающие воздух в погоне за насекомыми, – те же птицы, что жили у них под крышей дома в Ухане.

Воздух тоже такой же, правда, здесь он чище.