Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Аксл Сунд (2012)

Он выбрал столик подальше в глубине зала, и Жанетт поняла, что начальник по какой-то причине предпочитает говорить в отсутствие лишних ушей.

– Активное участие в “Ротари” и в нескольких фондах, – проговорил Биллинг с набитым ртом. – Общество трезвости, религиозный, чтобы не сказать – не в меру набожный. Читал лекции по этике по всей стране. Я слышал его выступления пару раз и должен признать, что он говорил очень увлекательно, хотя после некоторого размышления и стало ясно, что его лекции состояли из банальностей. Но ведь именно так всё и работает? Люди хотят слышать подтверждение того, что и так знают. – Он усмехнулся, и хотя Жанетт с трудом переносила его циничный тон, она готова была согласиться.

– Вы сказали – фонды. Не помните какие?

Биллинг покачал головой, перекатывая тефтельку между соусом и вареньем.

– Вроде что-то религиозное. Легендарно обходительный, но, между нами говоря, он, вероятно, не был таким набожным, каким хотел казаться.

– О’кей. – Жанетт навострила уши. – Я слушаю.

Биллинг отложил вилку и глотнул легкого пива.

– Я рассказываю это тебе по секрету и не хочу, чтобы ты делала из моих слов далеко идущие выводы. Хотя подозреваю, именно на выводы ты и настроена, поскольку никак не можешь забыть про Карла Лундстрёма.

Вот это да, подумала Жанетт, пытаясь сохранить невозмутимый вид и чувствуя, как свело желудок.

– Лундстрём? Он же умер. С чего мне хлопотать о нем?

Биллинг откинулся на спинку стула и улыбнулся ей: – По тебе заметно. Ты не можешь бросить дело мальчиков-иммигрантов, и это не так уж странно. Все нормально, пока от этого не страдает твоя работа, но я положу твоим занятиям конец, если замечу, что ты крутишь что-то за моей спиной. Я не шучу.

Жанетт улыбнулась ему в ответ:

– Да бросьте. У меня сейчас дел выше крыши. Но какое отношение имеет Берглинд к Лундстрёму?

– Берглинд знал его. Они были знакомы через какой-то из фондов Берглинда, и я знаю, что они несколько раз встречались в Дании.

В каком-то местечке в Ютландии.

У Жанетт подскочил пульс. Если речь идет о том фонде, о котором она думает, то, возможно, это след.

– Так что, оглядываясь назад… – продолжал Биллинг. – После того как мы узнали, чем занимался Лундстрём, думаю, что слухи насчет Берглинда, которые тогда цвели пышным цветом, имели под собой некоторые основания.

– Слухи? – Жанетт старалась формулировать вопросы как можно короче. Она боялась, что голос выдаст ее возбуждение. Биллинг кивнул:

– Шептались, что он ходил к проституткам, а кое-кто из служивших в участке женщин говорил о сексуальных предложениях, проще говоря – домогательствах. Но ничего никуда не привело, и он вдруг взял и умер. Сердечный приступ, похороны по высшему разряду, и Берглинд будто по мановению руки стал героем, который останется в памяти народной тем, что заложил основу новым этическим принципам полицейской работы. Ему воздали почести за то, что он покончил с расизмом и сексизмом в полицейском деле, хотя мы с тобой оба знаем, какая это все чушь.

Жанетт кивнула. Ей вдруг начал нравиться Биллинг. Они никогда не говорили друг с другом так откровенно.

– А частным образом они общались? В смысле – Берглинд и Лундстрём.

– Сейчас и до этого дойду… У Берглинда в кабинете на доске висела фотография, которая пропала с этой доски за несколько дней до того, как Лундстрёма допросили насчет изнасилования в гостинице. Как же звали ту девочку? Вендин?

– Вендин. Ульрика Вендин.

– Да. Отпускная фотография – Берглинд с Лундстрёмом стоят, у каждого в руках по огромной рыбине. Какое-то морское сафари в Таиланде. Когда я сказал ему – не дело, что именно он допрашивал девочку, он отговорился тем, что знает Лундстрёма более чем поверхностно. Он был пристрастным, и он это понимал, но сделал все, чтобы спрятать концы в воду. Фотография из отпуска развеялась дымом, и Лундстрём вдруг сделался просто случайным знакомым.