День мертвых - Майкл Грубер (2013)

– Думаю, кладбище расположено позади поместья, – сказал священник, и они двинулись по гравийной дорожке мимо опытных участков с саженцами, помеченными пластиковыми ярлычками, трепещущими на ветру. Мардер шел крупным шагом и нес с собой урну. Он-то думал, что пойдет рука об руку с дочерью, что скорбь объединит их, однако в действительности все вышло иначе. Да и день выдался отнюдь не пасмурный и не дождливый, хотя с похоронными делами у Мардера ассоциировалась именно такая погода. Обоих родителей он похоронил в дождь, но здесь, в прибрежном районе Мексики, ярко светило солнце; природа не хотела подлаживаться под человека, и Мардер, странное дело, был разочарован. И что же все-таки творилось со Статой? Она чуть ли не рысцой умчалась вперед – и теперь стояла у железной калитки маленького фамильного кладбища, разглядывая какой-то предмет в люнете[143] входной арки.

При ближайшем рассмотрении предмет оказался бронзовой статуей некоего святого, позеленевшей от патины до оттенка морской волны. Какого именно святого, оставалось непонятным, поскольку лицо его было обезображено десятками отметин от пуль. Камень арки также изобиловал щербинками.

– Похоже, в том отряде сапатистов подобрались особенно ярые антиклерикалы, – заметил Мардер.

Вместо ответа его дочь толкнула скрипучую ржавую калитку и вошла. Остальные последовали за ней. Размером кладбище было с типичный дворик за американским коттеджем. В центре на небольшом возвышении стояла массивная каменная гробница со свинцовой крышей. Мраморные колонны поддерживали фронтон в классическом стиле, в нижней части которого была высечена надпись DE HARO D’ARIÉS, также изуродованная пулями. Остальные могилы выглядели намного скромнее – у надсмотрщиков и старшей прислуги полуразрушенные надгробия, у пеонов просто холмики, тут и там отмеченные подгнившими деревянными крестами, либо же, если у потомков было неплохо с деньгами, разномастными могильными камнями.

На проржавевшей железной скамейке у гробницы обнаружился последний представитель рода д’Арьесов с бутылкой aguardiente[144] и магазинным ofrenda – пластмассовым поддоном со сладостями, обернутым в оранжевый целлофан. Анхель был пьян, глаза его покраснели, однако Мардер по всей форме обнял его и спросил, готова ли мемориальная дощечка, которую он заказывал. Мексиканец ответил, что та уже в усыпальнице, а на днях придет местный мастер и вделает ее в стену.

Они все сгрудились перед дверью гробницы. Священник надел столу[145] и продекламировал слова, предусмотренные Церковью для подобных случаев:

– Молим Тебя, Господи, яви милосердие Твое усопшей рабе Твоей, да не потерпит она мук во искупление грехов своих, ибо послушно исполняла волю Твою, и как вера привела ее в круг верных Тебе, так и милосердие Твое да приведет ее в хоры ангельские на небесах. Именем Иисуса Христа, Господа нашего. Аминь.

Священник окропил святой водой пепел и гробницу, и Мардер внес урну в прохладное помещение, погруженное в полумрак. Вдоль стен рядами шли мраморные таблички с именами д’Арьесов, живших и умерших в последние пару столетий. Среди них был и убитый отец Чоле, дон Эстебан, чья гордыня и неспособность к прощению теперь в буквальном смысле обратились в пепел, и ее мать, навеки уснувшая, но и в смерти обреченная пребывать под давящей опекой мужа. Тут же зияло квадратное отверстие, в которое полностью вошел бы гроб. Мардер вложил урну в его стылое нутро, после чего поднял тяжелую мраморную дощечку и установил на место, отгородив от мира Марию Соледад Беатрис д’Аро д’Арьес Мардер, как гласила дощечка, до самого Судного дня.

Какое-то время он стоял там, размышляя о Страшном суде и воскресении мертвых – сумбурные, путаные мысли, граничащие с безумием, ибо можно ли всерьез верить во все это? И можно ли не верить?