Требуются доказательства. Бренна земная плоть (сборник) - Николас Блейк (1936)

– Ну да, – согласился Найджел, – по-настоящему разбитое сердце себя не демонстрирует.

– Любовь долготерпит, милосердствует.

– Любовь не завидует, не превозносится, не гордится[38], – подхватил Найджел. – И все же, – продолжал он, – есть время играть в цитаты и есть время воздерживаться от игр в цитаты. А что, если, дорогой Филипп, забыть о Писании и обратить свой изощренный от применения ум на решение одной практической проблемы? Порассуждать о том, как это кому-то удалось прошагать пятьдесят ярдов по снегу толщиной в дюйм и не оставить следов?

– Силою веры, старина, силою веры. Вознесение. А может быть, этот малый – йог. Или воспользовался ходулями.

– Ходулями? – внезапно оживился Найджел. – Впрочем, нет, не может быть. От них бы тоже остались следы, а Бликли там все обнюхал, и если бы что было, наверняка бы заметил. Интересно, какие следы от снегоступов остаются? В любом случае – тоже заметные. Все это должно быть до смешного просто.

– Если бы ты представил всю картину, мне было б проще решить эту задачу, – с профессорской нравоучительностью заметил Старлинг. – Я-то думал, что следы есть, четкие следы.

– Есть-то они есть, да только не в ту сторону ведут. Если, конечно, убийца вдруг не очутился в зазеркалье и должен был удалиться от дома. чтобы войти в него.

На лице Филиппа Старлинга появилось всегда так раздражающее, детски капризное выражение.

– А что, в каком-то смысле так оно и было. Твои работы по греческому, Найджел, при всем их блеске, всегда отличались некоторой избыточностью. В погоне за стилем ты совершал элементарные ошибки. Сам ты их называл белыми пятнами и…

– О господи, – прервал его Найджел, – неужели мне снова придется выслушивать нравоучения?

– Знаешь, – невозмутимо продолжал Старлинг, – если в своей частной школе ты не только грыз ногти, а в Оксфорде не только пил кофе в дешевых забегаловках, то мог бы повторить какой-нибудь из подвигов Геркала. Взять хоть эту заварушку с Кокусом и быками…

– Лучше бы я кроликов стал разводить, – простонал Найджел, закрывая лицо руками.

– Как известно любому школьнику, – беспощадно трепал его собеседник, – Кокус украл нескольких быков. Геракл, этот Бульдог Драммонд[39] своего времени, взялся их вернуть. Кокус, демонстрируя замечательную – особенно если принять во внимание его монструозное телосложение – смекалку, ухватил быков за хвост и втащил их в пещеру. В результате чего у Геракла – который, между прочим, вполне мог потягаться с Драммондом простодушием, тупоумием, жадностью, отсутствием чувства юмора, жестокостью и чудовищным высокомерием, – сложилось впечатление, будто быки шли в противоположном направлении.

– Верно, верно, – снова застонал Найджел. – Не терзай душу. Какая детская ошибка. Но, разрази меня гром, это же меняет всю картину. Икс вернулся в дом; именно поэтому следы от передней части стопы оказались глубже, чем от задней. А других отпечатков там не было. Из этого следует, что он вышел на улицу еще до того, как снегу нападало достаточно, чтобы на нем оставались следы, то есть, скажем, между пятью минутами и половиной первого. Когда обнаружится, что нам это известно, то-то он впечатлится…

Они проговорили еще примерно час, когда зимний вечер начал переходить в ночь и в сознании забрезжили очертания аппетитного сэндвича.

– Между прочим, Найджел, – заговорил Старлинг, – ты, вероятно, обратил внимание за ужином, что О’Брайан… – Но тут его прервал донесшийся снизу шум. Раздался сдавленный женский крик, за ним звук быстро приближающихся шагов. Затем все надолго стихло, и наконец вместе с громким топотом каблуков по лестнице послышалось чье-то восклицание: «Мистер Стрейнджуэйс! Мистер Стрейнджуэйс!» Разговор о том, что О’Брайан сказал или сделал за обеденным столом, пришлось отложить. Найджел открыл дверь. За ней стоял Болтер. Он стирал со лба пот, красное лицо его было совсем бурое.