Требуются доказательства. Бренна земная плоть (сборник) - Николас Блейк (1936)

Впрочем, не совсем так, – поправил себя Найджел несколько позже, оценивая последние события в более-менее спокойной обстановке своей спальни. Дело не в том, что я перестал понимать происходящее, просто надо посмотреть на него под иным углом зрения. Я поставил себя в положение лица, как говорится, заинтересованного. Не то чтобы нервный срыв Джорджии был для нее таким уж значительным в ее состоянии, беда в том, что он для меня стал слишком значительным. О, бедная моя тетушка! И что же это я за детектив такой, если влюбляюсь в свою же главную подозреваемую? Или это не так и ни в кого я не влюбился? Вопрос по-человечески очень интересный, но все, оставим аналитику до лучших времен. А сейчас главное – не дать Джорджии попасть в когти Блаунта. А впрочем, странно, раньше я не отдавал себе в том отчета, но, похоже, Блаунт не особенно-то меня заботит. Только вопрос не в одной лишь Джорджии. Есть еще ее инфернальный братец. Она не выдержит, если с ним что-то случится. А ведь ясно одно: она до смерти боится, что все эти убийства – его рук дело. Она с самого начала только об этом и думает. Взгляд, брошенный ею на брата в садовом домике в то утро; стук, который якобы донесся до нее со второго этажа вчера вечером, когда Эдвард, по его словам, был в маленькой столовой, – это обеспечивает ему алиби в отношении Нотт-Сломана; мгновенное признание в том, что она рассчитывает получить нечто по завещанию О’Брайана, – это отводит подозрения от брата в ее сторону. Ей что, действительно что-то известно? Или это всего лишь подозрения?

Ну да ладно, все это представляет академический интерес. Оправдать ее братца предстоит мне самому. Но тогда остается одна Лючия. Нельзя же пытаться повесить все на нее по одной лишь причине, что я хочу вывести из-под удара Джорджию. Конечно, против Лючии много что свидетельствует. И все же нет никакого желания принимать участие в некоем общем sauve-qui-peut[57]. Если подумать, было бы не вполне точно утверждать, будто лицо у Джорджии как у обезьянки, а если уж на то пошло, то обезьянка на редкость симпатична. А впрочем, нет никаких обезьянок, к черту их всех. Нет у них таких задорно скошенных носиков, нет и глаз таких… – в эту секунду любительские упражнения Найджела в беллетристике были оборваны появлением инспектора Блаунта. Глаза его, прикрытые очками в роговой оправе, живо поблескивали, и даже от лысины исходило, кажется, некое радужное сияние – чисто ищейка, несправедливо подумал Найджел.

– Я видел, как вы прогуливались с мисс Кавендиш, – сказал Блаунт. – Что-нибудь удалось выудить?

– Ничего имеющего отношения к делу, – холодно ответил Найджел. – Мы в основном про О’Брайана разговаривали.

Блаунт пристально и, на взгляд Найджела, с откровенным недружелюбием посмотрел на него поверх оправы.

– Я еще раз заходил к миссис Грант. Она божится, что в день покушения Беллами до половины третьего находился на своем месте. Это исключает мистера Старлинга из круга подозреваемых.

– Из круга подозреваемых по делу Беллами, – ворчливо заметил Найджел.

– Ну да. А еще у меня состоялся чрезвычайно интересный разговор с Эдвардом Кавендишем. Я дал ему понять, что его положение весьма щекотливое и в его интересах как можно быстрее объяснить некоторые вещи. Я намекнул на мотивы, какие у него могли бы быть в обоих случаях. Поначалу он было раскипятился немного, но потом поутих и с большой неохотой сказал, что причины его нынешней подавленности и нервозности заключаются в том, что, по его опасениям, сестра может знать о преступлениях больше, чем ему хотелось себе в том признаться.

– Ах вот как, он так и сказал? – грозно переспросил Найджел.