Сорвиголова: Человек без страха - Пол Крилли (2017)

Наконец, его окружает круг из стонущих тел. Главарь, всхлипывая, пытается уползти, но Мэтт перескакивает через остальных и хватает его за волосы.

– У-умоляю, – бормочет хулиган, – п-пощадите!

Мэтт бьет его головой об асфальт.

«Не». Еще удар. Стоны прекращаются.

«Зови». Еще удар.

«Меня». Еще один. Хулиган перестает шевелиться.

«Сорвиголовой!»

Мэтт отпускает волосы главаря, и, тяжело дыша, расправляет плечи. Окружающий мир преображается, звуки города вновь возвращаются. Гудки клаксонов, ругань в одном из домов неподалеку. Вечеринка, гулкие раскаты баса, которые Мэтт чувствует ногами.

Он оценивает масштаб нанесенного им ущерба. Что он должен чувствовать? Гордость? Силу? Торжество справедливости?

Нет, он чувствует себя потерянным. Одиноким.

Опустошенным.

Он выходит из подворотни в ночь, стараясь не думать о происшедшем. Как в детстве, когда его все доставало и хотелось убежать, ноги ведут его в то единственное место, где он мог спрятаться. Место, где он мог чувствовать себя обычным ребенком.

Спортзал.

Теперь он заколочен. Вся улица опустела. Вдали по тротуару шаркает пара бродяг, больше никого. Мэтт обходит здание и отрывает доски от окон раздевалки – как в детстве. Источенное гнилью и термитами дерево от одного прикосновения рассыпается в труху. Должно быть, зал был заброшен уже давно.

Когда Мэтт забирается внутрь, ноздри забивает пыль. Но даже несмотря на это, несмотря на полнейшее запустение, он чувствует запах опилок и пота. Или ему чудится?

Как бы то ни было, в зале он успокаивается и вновь становится собой. Мэтт почти наяву слышит, как он, еще мальчик, колотит боксерскую грушу, выдавая пулеметные очереди ударов в попытках снять напряжение повседневной жизни.

Теперь все это в прошлом. Как и его отец. Как лыжная маска и украденная у офицера Лейбовица дубинка.

Мэтт выходит из раздевалки и идет к рингу в кромешной тьме. Его шаги эхом разносятся вокруг. Подойдя к рингу, он протягивает руки сквозь канаты и гладит пыльный настил. Затем хватается за грубые канаты, проверяет их на ощупь.

В этот момент он понимает, что не один.

Рядом бьется чье-то сердце. Быстро. Испуганно.

Мэтт выпрямляется и поворачивается на звук.

– Покажись, – говорит он, стараясь звучать убедительно, – я тебя не обижу.

Сердцебиение еще учащается. Раздается испуганный вздох. Мэтт почти слышит удивленный возглас. Девочка. Юная.

Скрипят половицы. Натягивается резинка. Что-то резко свистит в воздухе.

Мэтт вздергивает руку и ловит нацеленный ему в лицо шарик от подшипника.

Пауза.

– Ну ты даешь!

Он был прав. Девочка, лет пятнадцати-шестнадцати.

Мэтт роняет стальной шарик, и тот со стуком падает на деревянные доски. Отзвук разносится по всему залу.

Девочка шагает к нему, и Мэтт чувствует на себе ее взгляд.

– Ты чего в темных очках? Носить их ночью – это же стремно! Если ты думаешь, что круто в них выглядишь, то ошибаешься. Такие очки только молодящиеся старики носят.

– Я слепой.

– Серьезно? – Девочка смеется, и к удивлению Мэтта, в ее голосе не звучит ни капли стыда или смущения. – Извини, чувак.

– Ничего.

– А глаза у тебя есть?

– Ага, есть.

– Что случилось? Родился слепым?

– Какая ты любопытная.

– В моем возрасте положено быть любопытной. Так что, ты с рождения слепой?

– Нет, пострадал в аварии.

– Что за авария?

– Не хочу об этом говорить. Как тебя зовут?

– Микки.

– Как мышонка?

– Ой, как оригинально. Ты, безусловно, первый, кто об этом спрашивает. А тебя как зовут?

– Мэтт Мёрдок. Что ты тут делаешь, Микки?

– Живу я тут. Какое тебе дело?

– Ты – хозяйка зала?