Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих - Джорджо Вазари (1550)

После этого герцог пожелал для удобства своих граждан, а также купцов выстроить лоджию Нового рынка. Ему не хотелось перегружать Триболо более того, чем это было в его возможностях, поскольку он, как начальник над капитанами Партии и надсмотрщиками рек и городских клоак, скакал по всей области, дабы укрощать многочисленные реки, которые, выходя из своего русла, приносили немалые убытки, укреплять мосты и тому подобное. И потому, по совету упоминавшегося выше домоуправителя мессера Пьерфранческо, возложил он строительство на Тассо, дабы сделать его из плотника зодчим. Но, по правде говоря, сделано это было против воли Триболо, который, впрочем, не показал этого и продолжал с тем весьма дружеские отношения. По правде, нужно сказать и то, что в модели Тассо Триболо должен был заметить много ошибок, на которые, впрочем, он, как думается, указывать тому и не захотел. Так, например, колонны, стоящие рядом с пилястрами, были недостаточно от них отодвинуты, и когда их ставили, капители не вошли на свои места, и пришлось обрубить их верхние завершения так, что весь ордер был испорчен; не говоря уже о других ошибках, о которых поминать не стоит.

Через того же мессера Пьерфранческо названный Тассо соорудил двери церкви Сан Ромоло, а также коленопреклоненное окно на Пьяцца дель Дука, выдумав свой собственный ордер с капителями на месте баз и применив столько разных других вещей без меры и порядка, что можно было бы сказать, что руками этого человека в Тоскане начинает возрождаться немецкий ордер. Не будем говорить уже ничего о том, что он наделал во дворце, где по соизволению герцога портил и лестницы, и покои, ибо нет в них ни порядка, ни меры, ни какой-либо соразмерности, и все они изуродованы, перекошены и лишены и изящества, и удобства. За все эти вещи не может не быть ответственным и Триболо, который очень хорошо в этом разбирался и, как мне кажется, не должен был допускать, чтобы его государь бросал деньги на ветер и чтобы у него на глазах делалось такое безобразие, а еще хуже то, что он прощал такие вещи Тассо, который был ему другом! И люди разумные отлично понимали сомнение и глупость одного, который брался за искусство, с которым знаком не был, и лицемерие другого, утверждавшего, что ему нравится то, что было, как он это, конечно, видел, плохим. И об этом остается свидетельством то, что Джорджо Вазари пришлось во дворце переделать с затратами для герцога и к большому стыду обоих.

Однако с Триболо произошло то же, что и с Тассо: как Тассо бросил резьбу по дереву, в чем не имел себе равных, а хорошим архитектором так и не стал, ибо оставил одно искусство, в котором стоил многого, и ухватился за другое, в котором не смыслил ни капли и которое принесло ему не много славы; так и Триболо оставил скульптуру, в которой, говоря по правде, он проявил большое превосходство и всех приводил в изумление, и задумал управлять реками, и одно он бросил, не дождавшись славы, второе же принесло ему больше ущерба и осуждений, чем почета и пользы, ибо рек он не укротил, но приобрел много недоброжелателей, и особенно в Прато из-за Бизенцио, а также во многих местностях Вальдиньеволе.

После того как герцог Козимо купил палаццо Питти, о котором говорилось в другом месте, его превосходительство пожелал украсить его садами, рощами, фонтанами, рыбными садками и другими тому подобными вещами, и весь холм так, как он есть и сейчас, разделал Триболо, разместив все по своим местам весьма толково; кое-что, впрочем, позднее во многих частях сада и подверглось изменению. О палаццо Питти, самом красивом по всей Европе, речь пойдет и в другой раз, при случае, более подходящем.