Тайна Леонардо - Воронин Андрей Николаевич (2007)

– Вот уж нет! – Вера встала с постели и как была, нагишом, подошла к столу, на котором остались сигареты. Она двигалась нарочито замедленно и грациозно, с удовольствием демонстрируя свое безупречно молодое и стройное тело без малейших признаков целлюлита и прочих неприятных вещей. – Чтобы я легла к тебе на стол? Ни за что!

– То есть теперь в рабочее время я должен буду поститься? – притворно огорчился Владимир Яковлевич, имея в виду развлечения на письменном столе в своем рабочем кабинете.

– Пошляк ты, доктор, – без осуждения констатировала Вера. Она закурила и повернулась к Дружинину лицом, давая ему возможность вместо своих крепких ягодиц полюбоваться не менее крепкой грудью и всем прочим, в том числе и лицом, которое даже без косметики сохраняло свежесть и привлекательность неподдельной молодости. – Я имела в виду операционный стол, и ты об этом прекрасно знаешь. Насмотрелась я на твои операции! Спасибо, мне этого даром не надо!

– Закури и мне, – попросил Владимир Яковлевич.

Вера закурила еще одну сигарету и протянула ему. Дружинин поймал ее за руку и притянул к себе. Вера не сопротивлялась – она была мягкая, теплая и ласковая, как большая кошка.

– Сейчас тебе это, конечно, не надо, – сказал он, обнимая девушку за плечи и затягиваясь сигаретой. После хорошего секса курилось, как всегда, всласть – что называется, в охотку. – Посмотрим, что ты запоешь лет через пятнадцать-двадцать.

– То же самое, – с безапелляционной категоричностью неопытной юности заявила Вера. – Стариться надо достойно, а не бегать от старости, как... как таракан от веника!

– Ну-ну, – сказал Владимир Яковлевич. – Ты, главное, пациентам этого не рассказывай. Особенно пациенткам. Вдруг они тебе поверят? Что же это мы, скажут, в самом деле? Некрасиво! Ай-ай-ай, скажут, куда ж это годится? Бегаем от старости, как тараканы от веника, да еще и за свои денежки! Пойдем-ка мы эти денежки лучше пропьем!

Вера хихикнула и плотнее прижалась к нему. Обычно ее прикосновения были приятны Владимиру Яковлевичу, но сейчас он из последних сил старался держаться и на ласки его уже просто не хватало – он едва преодолел инстинктивное желание оттолкнуть девушку, чтобы не мешала думать.

"Все правильно, – думал он. – Все логично. Оставлять живых свидетелей – последнее дело. Да еще таких свидетелей! Нет, с этим надо срочно что-то решать. Но ведь это же не кто-нибудь, не Короткий какой-нибудь, и не Кот, это же... Она сама виновата, – подумал он. – Сама, больше никто. Кто ее просил оставлять открытым гараж и тем более дверь на лестницу? А уж стрелять-то ее и подавно никто не просил. А теперь ее, конечно, взяли на заметку. Сволочи! Поняли, что законным путем ничего не добьются, и решили пошарить в доме. А эта дура и рада стараться – пиф-паф, ой-ой-ой! А незаконное хранение, ношение и, главное, применение огнестрельного оружия – это уже не какие-то смутные подозрения, это уже статья. Странно, почему ее до сих пор не взяли? Да что тут странного! Ясно же: убедились, что в доме доктора Дружинина творятся интересные дела, и теперь следят, глаз не спускают..."

Он курил, бездумно стряхивая пепел на пол. Вера делала то же самое с другой стороны кровати, и Владимир Яковлевич вдруг подумал, что раз так, раз все правильно, логично и необходимо, то убирать этот пепел, вооружившись пылесосом, придется ему самому. А впрочем... Да ну его к лешему! Не пепел надо убирать, а самому убираться – из этого дома, из города, из страны, и чем скорее, тем лучше!