Тайна Леонардо - Воронин Андрей Николаевич (2007)

Впрочем, не такие уж осторожные и далеко не всегда вполголоса. Группа ей сегодня досталась еще та – какие-то не то нефтяники, не то газовики из Восточной Сибири с женами и детьми, прибывшие в Петербург, дабы приобщиться к сокровищам мировой и российской культуры. Приобщение, как водится, шло туго, и в этом не было ничего удивительного: из упомянутых выше сокровищ нефтяников-газовиков более всего интересовали казино и рестораны, а их увешанных золотом и драгоценными каменьями супруг – бутики северной столицы. Что же до немногочисленных детей, то их, опять же, как водится, не интересовало вообще ничего, кроме оставленных дома компьютеров. Государственный Эрмитаж был просто частью обязательной программы, местом, куда они были обязаны зайти, чтобы отметиться, получить право по возвращении домой солидно заявлять: да, был, видел. Богато жили, сволочи, а так, в общем, ничего особенного...

Кира Григорьевна была достаточно опытным экскурсоводом и не раздражалась по этому поводу. Так было всегда, во все времена, просто теперь это стало заметнее. Раньше люди стеснялись своей серости, старались ее скрыть. Нынешние не стесняются, особенно такие, как эти, доверху набитые деньгами и оттого считающие себя центром мироздания. Это их поговорка: "Если ты такой умный, почему не богатый?" Они уверены, что деньги решают все, и самое отвратительное, что они во многом правы – во всяком случае, так это выглядит сегодня. Но если собранная здесь красота тронет хотя бы одного из тысячи, оставив на непробиваемой броне самоуверенного невежества пусть легкую, неглубокую, но все-таки царапину, это уже хорошо.

Так Кира Григорьевна рассуждала, когда повсеместно торжествующая серость все-таки донимала ее. Это было что-то вроде аутотренинга. "Красота спасет мир", – как заклятье, повторяла она про себя и через некоторое время снова начинала в это верить. А в такие моменты, как сейчас, ей приходилось просто прятать свои чувства за отполированным до зеркального блеска щитом бесстрастного профессионализма: посмотрите налево, посмотрите направо, не растягивайтесь, пожалуйста... извините, но руками трогать нельзя. Да, вот именно, нельзя. Ничего нельзя, и это тоже... Газовиков-нефтяников нельзя было винить в том, что они не способны отличить работы Питера Брейгеля-младшего от работ его отца, Питера Брейгеля-старшего; в конце концов, Кира Григорьевна Большакова разбиралась в технологии добычи полезных ископаемых еще хуже, чем они в живописи.

Она остановилась, и группа, которой хоть и с трудом, но все-таки удалось навязать принятые здесь правила игры, тоже замедлила ход, постепенно собравшись вокруг нее неровным полукольцом.

– Наивысшего расцвета, – заговорила она звучным голосом, – искусство Италии достигло в конце пятнадцатого – первой половине шестнадцатого века, в период Высокого Возрождения, когда творили такие мастера, как Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело, Джорджоне, Тициан...

Краем глаза она видела лица слушавших ее людей. Эти лица выражали тупую покорность, терпеливую скуку или, наоборот, с трудом сдерживаемое нетерпеливое желание поскорее отсюда выбраться – словом, все что угодно, только не интерес, который они, по идее, должны были выражать. Продолжая говорить, она покосилась на смотрительницу, что сидела здесь же, на обшитом зеленом бархатом пуфике, и та ответила ей сочувственным взглядом поверх очков. Она тоже с первого взгляда поняла, что за публику привела с собой Кира Григорьевна, и уже находилась в полной боевой готовности отгонять, одергивать, не позволять трогать руками – словом, "хватать и не пущать", как однажды, давным-давно, выразился классик, которого эти люди не читали.