Последняя принцесса Индии - Мишель Моран (2015)

Женщина протянула руку и отвела в сторону занавесь. Мы вошли в огромное помещение. Ничего более просторного я в своей жизни не видела. Потолок покрывала резьба по дереву. Окрашен он был в золото, а вот стены, на вид очень гладкие, сверкали, словно отполированная скорлупа яиц. Посередине мелодично журчал фонтан, а вокруг него было разложено не меньше дюжины желтых подушек, на которых восседали женщины в элегантных ангаркхах. Таких пышных нарядов мне тоже не доводилось видеть. Вместо простых одеяний длиной до колен, вроде той ангаркхи, что была на мне, эти женщины красовались в свободных одеждах из шелка, тщательно завязанных на талии поясами. От меня пахло пылью и лошадьми, от них – жасмином и розами. При виде нас они поднялись со своих мест. Их было семеро.

Сундари, по-видимому, тоже посчитала. Лицо ее нахмурилось.

– Где Кахини?

– В саду, – сказала самая низенькая из девушек.

У нее было округлое, светящееся, словно жемчужина, лицо. Одета она была в красивую золотисто-фиолетовую ангаркху.

– Моти, прошу тебя, приведи ее в зал рани.

Девушка удалилась, а я задалась вопросом, это ее настоящее имя или же прозвище, ибо «моти» с хинди переводится одновременно как «жемчужина» и «пышка».

Тем временем другие женщины обступили меня.

– Это Сита Бхосале из Барва-Сагара, – представила меня Сундари. – Надеюсь, что вы будете относиться к ней так же, как и к тем из вас, кто родился в городе.

– Ты правда из деревни? – поинтересовалась одна из женщин.

– Мы слышали, что ты говоришь по-английски, – сказала другая.

Все заговорили одновременно. У меня просто не было времени ответить хотя бы на один из вопросов. Вскоре из сада вернулись Моти и Кахини. Все вдруг замолчали. Кахини обладала поразительной красотой. Никогда прежде мне не доводилось видеть настолько утонченных черт лица, отличавшихся идеальной правильностью и выразительностью, словно изваянных из алебастра. Девушка была одета в голубую шелковую ангаркху и облегающие ноги чуридары. Одежда ее была украшена вышитыми серебряной нитью цветками лотоса. Темные волосы были заплетены в четыре косы, соединенные под конец вместе. На щиколотках и запястьях позвякивали маленькие серебряные колокольчики. На шее висело ожерелье из бирюзы и серебра тонкой работы.

– Значит, ты новая телохранительница, – сказала она бесстрастным голосом, в котором не было ни радушия, ни неприязни.

Просто пустой сосуд, ждущий, когда его наполнят.

– Это Сита Бхосале из Барва-Сагара, – еще раз представила меня Сундари. – Одна из вас должна показать Сите дургавас, а потом проводить на майдан. Кто желает?

– Я, – вызвалась Кахини.

Наступила многозначительная тишина, словно никто от нее такого не ожидал.

– Хорошо, – поколебавшись, произнесла Сундари.

Другие женщины немедленно отступили. Я подумала, что Кахини, возможно, находится здесь на особом положении.

– Иди за мной, – улыбнувшись, сказала она.

Женщины перед нами расступились. Я последовала за Кахини из зала рани в длинный коридор, стены которого были украшены фресками с изображениями птиц. Художник постарался изобразить каждую птицу в свойственной ей среде обитания. Там были павлины, расхаживающие по мощенному мрамором внутреннему дворику, и белые цапли, которые бродили по озерному мелководью.

– Сначала мы пойдем в дургавас, – сказала Кахини, но потом замерла, остановившись под фреской цапли. – Ты знаешь, что такое дургавас?

Я отрицательно покачала головой и ощутила, как к моему лицу прилила кровь.

– Никто тебе не рассказал, как живут телохранительницы?

Уверена, если бы корни моих волос могли покраснеть, они обязательно покраснели бы.

– В моей деревне люди мало знают о Джханси.

– Понятно, – с жалостью в голосе произнесла Кахини. – Из какой ты деревни? Я не расслышала Сундари.

– Из Барва-Сагара.

– Это на севере?

– Нет, на юге отсюда.