Последняя принцесса Индии - Мишель Моран (2015)

Во дворце все – столы, колонны, дверные косяки и оконные проемы – было украшено гирляндами из зимних цветов, растущих в садах раджи. Внутренний дворик был устелен лепестками роз, а в светильниках постоянно горело жасминовое масло. Из кухонь доносился смешанный запах цветов, карри и жареного мяса. Во дворце кормили до отвала дважды в день. Пили густой ласси[81], а на десерт были сласти. Ежедневно приготовлялось столько разнообразных пуран пури, ширы, анараса и прочих сластей, что отведать все это не представлялось возможным.

Согласно традиции рани должна была месяц провести в постели в своих покоях, словно завернутый в шелковый кокон мотылек. Все окна следовало завесить. Никому, кроме ближайших служанок и лекаря Бхагавата, не позволено было переступать порог ее покоев. Даже Кахини не разрешали видеть рани. Сундари объяснила мне, что госпожа поступает в соответствии с древней традицией. Сейчас стены ее спальни выбелены мелом, а сама рани носит павитрам[82], сплетенный из тростникового вейника, для скорейшего выздоровления после родов.

Рани была счастлива, и все мы весело проводили время, споря, какое имя дадут ребенку. Спустя одиннадцать дней после рождения пришел брамин, чтобы провести церемонию наречения. Наследника нарекли Дамодаром. К имени следовало прибавлять Рао в ознаменование благородного происхождения ребенка.

Днем раджа устроил процессию, дабы отпраздновать обретение сыном имени.

Дургаваси в процессии не участвовали, но нам позволили посмотреть на то, как Гангадар Рао залез на своего любимого слона, высокое животное по кличке Шидхабакш. Мы шли в стороне от процессии, которая медленно двигалась по извилистым, украшенным гирляндами улочкам Джханси. Было необычно видеть раджу Гангадара сидящим в расшитом серебром бархатном паланкине на спине животного. Он возвышался над толпой подобно богу. Рядом с ним стояли слуги, держа в руках регалии его власти: зонт, чаури и серебряные прутья. Все это сверкало в лучах низко стоящего на горизонте зимнего солнца. За ним на белых лошадях ехал эскорт одетых в парадную форму солдат. Далее тянулась длинная вереница повозок, на которых везли дары наследнику престола Джханси: шелка, гобелены, мраморные вазы, деревянные игрушки и изящные медные статуэтки из Лалитпура[83].

Люди во все глаза смотрели на проезжающую мимо них процессию. Даже британские офицеры, чьи жены с волосами цвета льна прятались от лучей слабого зимнего солнца под парчовыми зонтиками, останавливались, чтобы понаблюдать за происходящим.

– Сегодня вечером будет представление, – объявила Сундари и добавила: – Что-то из «Рамаяны».

«Рамаяна» – один из наших священных текстов. В течение трех вечеров сюжеты, содержащиеся в «Рамаяне», будут разыгрываться в ознаменование рождения Дамодара.

– Еще одна «Рамаяна» на сцене! Какая неожиданность! – съязвила Кахини.

Но правда заключалась в том, что и она, скорее всего, была рада предстоящему событию. Все что угодно, лишь бы вырваться из Панч-Махала. Со времени рождения Дамодара никто из нас не бывал на майдане, и наш дневной распорядок, включающий физические упражнения, купание и посещение храма, остался в прошлом.

Мы надели на себя лучшие ангаркхи и завернулись в два слоя пашмины[84], подаренной нам рани в связи с рождением Дамодара. На внутреннем дворике легкая изморозь покрывала землю, поэтому Сундари распорядилась, чтобы мы вернулись и переобулись. Шелк наших тапочек не выдержал бы короткой прогулки в барадари раджи.

– Сита!

Арджун, одетый в двубортный сюртук европейского покроя, подошел ко мне, как только женщины потянулись обратно в дургавас.

– У меня для вас кое-что есть, – сказал он.

В руках он держал белую холщовую сумку. Я догадалась, что в ней лежит книга. Другие дургаваси, приподняв брови, удивленно наблюдали за нами. Мужчина улыбнулся и, протянув сумку, произнес:

– Она вас позабавит.