Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл (2014)

– Реформация возникла не случайно, – кивнула Катерина. – Когда вспоминаешь обо всех ужасах, которые творились во имя старой веры… – Она не могла не думать обо всех бедах, постигших ее и ее близких во имя католицизма. Правда, в своих мыслях она ни за что не признавалась вслух, даже Хьюику. Кроме того, идеи реформаторов ей по душе. Они кажутся очень разумными и доступными. – Виделись ли вы с Аматусом Лузитанским?

– Да, Кит, он замечательно изучил кровообращение… Иногда мне кажется, что наше поколение, более чем любое другое, стоит на пороге великих перемен. Наши науки, наши верования в таком неустойчивом состоянии! Вот что чрезвычайно волнует меня.

Катерина внимательно слушала и смотрела на него. Он оживленно рассказывал и жестикулировал, по-прежнему не снимая перчаток. Изображал, как Аматус Лузитанский исследует труп или вскрывает вену мертвеца, чтобы разобраться во внутреннем устройстве человека… при этом он пылко говорил не умолкая. Катерина вдруг осознала, что еще ни разу не видела Хьюика без перчаток. Даже осматривая ее мужа, он не снимал их. Она дотронулась до его пальца:

– Почему вы никогда их не снимаете?

Хьюик молча отогнул край, и она увидела полоску кожи, покрытую выпуклыми красными пятнами. Он поднял на нее глаза, видимо ожидая, что она брезгливо отвернется. Но она не отвернулась, взяла его за руку и кончиком пальца погладила изуродованную кожу.

– Что тут у вас? – спросила Катерина.

– Сам не знаю. Это не заразно, но все, кто видит мою кожу, в ужасе отшатываются… Думают, что я прокаженный.

– Бедный, – посетовал Катерина, – бедненький!

Наклонившись, она осторожно поцеловала его поврежденную кожу. Глаза Хьюика наполнились слезами. Не то чтобы его никогда не трогали… И его обнимали, но даже в самые патетические моменты он замечал, что губы любимых кривятся от отвращения и они зажмуриваются. В лице Катерины он прочел нечто другое. Она смотрела на него сочувственно.

– И так везде, кроме лица.

Она провела тыльной стороной ладони по его щеке, произнося, как будто размышляет вслух:

– Такая гладкая, такая гладкая…

Затем она взяла обе его руки в свои, встала и потянула его за собой.

– Пойдемте в буфетную. Попробуем смешать бальзам. Наверняка удастся подобрать средство, которое вас исцелит.

– Я пока ничего не нашел. Хотя некоторые мази успокаивают зуд.

Они вместе шли по темным коридорам, обшитым деревянными панелями, направляясь в заднюю часть дома.

– Кто бы мог подумать, что из такого несчастья возникнет дружба, – заметила она, имея в виду ежедневные посещения Хьюиком лорда Латимера во время его болезни, – именно так они познакомились.

– Истинная дружба встречается редко, – ответил Хьюик, презирая себя за неискренность. Кое-что о себе он до сих пор от нее утаивал, боялся, что правда разорвет возникшую между ними связь. Доктор приехал навестить ее не просто как друг, ему невыносимо было думать, что он потеряет ее; она небезразлична ему, как была бы небезразлична сестра, хотя он, единственный ребенок, и не знает, что такое любовь к сестре. Его обман не дает ему покоя. – Особенно, – продолжил он, – когда почти все время проводишь при дворе.

Верно, при дворе не существует такого понятия, как дружба, ведь там все соперничают ради места. Даже королевские врачи постоянно стараются превзойти друг друга. Хьюик знает, что коллеги его не жалуют, ведь он на добрый десяток лет моложе большинства из них, и уже гораздо искуснее, чем они. Катерина взяла его под руку. Ему захотелось ответить на ее доброе расположение искренностью, рассказать кое-что о себе.

– В Антверпене… – начал он.

– Что в Антверпене?

– Я стал… – Он не знал, как лучше выразиться. – Там я п-познакомился… – запинаясь, произнес он. – Я влюбился. – Но это лишь полуправда.

– Хьюик! – Она сжала его руку; ей как будто нравится его признание. – Кто она?

– Не она… – Ну вот. Вырвалось, но она не отпрянула в ужасе.