«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Джеймс Фенимор Купер (1830)

— Нужно ли доводить наши отношения до крайности, капитан Ладлоу? — заметил незнакомец после недолгого раздумья. — Если сегодня я ускользнул от вас, то, может быть, сделал это ради того, чтобы по собственному желанию, а не по принуждению подняться на борт вашего корабля. Мы здесь одни, и ваша честь не сочтет меня хвастуном, если я скажу, что хорошо скроенному и деятельному человеку, который от топовой корзины до киля имеет шесть футов, не может понравиться, чтобы его тащили против воли, словно ялик, привязанный к корме корабля. Я моряк, сэр, и, хотя океан мой дом, я никогда не осмелюсь выйти в море без соответствующего оснащения. Взгляните с этого утеса и скажите, видите ли вы, помимо крейсера ее величества, какой-нибудь другой корабль, который пришелся бы по вкусу моряку дальнего плавания.

— Уж не хотите ли вы сказать, что явились сюда для того, чтобы наняться на службу?

— Именно так. И, хотя мнение рядового матроса может ничего не значить в ваших глазах, вам приятно будет услышать, что, сколько бы я ни смотрел отсюда в море, я не увидел бы более красивого и быстроходного корабля, чем тот, которым командуете вы. Такому опытному моряку, как вы, капитан Ладлоу, не нужно объяснять, что, когда человек принадлежит самому себе, он разговаривает иначе, чем когда запродает себя короне. Поэтому, надеюсь, вы не будете слишком долго помнить мою теперешнюю вольность.

— Я встречал таких людей, как вы, друг мой, и знаю, что настоящий вояка-матрос бывает столь же дерзок на берегу, сколь дисциплинирован в плавании. Что это там поблескивает на солнце — парус или крыло чайки?

— Может быть, и то и другое, — заметил отважный моряк, не спеша повернувшись в сторону океана. — С этого утеса отличный обзор. Это чайки носятся над волнами.

— Взгляните мористей. Вон то сверкающее белое пятнышко скорее похоже на парус.

— Вполне вероятно. При таком ветре каботажные суда круглые сутки шныряют вдоль берега, словно крысы на причале, но мне все же кажется, что это просто гребни волн сверкают на солнце.

— Нет, это белоснежная парусина, какая красуется на мачтах дерзких пиратов.

— Вы ошибаетесь, ничего больше не видать, — сухо возразил незнакомец. — Сколько бессонных ночей и бесцельных погонь приходится на долю моряков, капитан Ладлоу, из-за подобных ошибок! Однажды мы шли вдоль берегов Италии, между Корсикой и материком, и такой же обман зрения овладел всем экипажем; это научило меня доверять своим глазам только в том случае, если горизонт ясен, а голова трезва.

— Расскажите подробнее, — попросил Ладлоу, отводя взор от океана с видом человека, решившего, что он ошибся. — Что это за чудеса происходили с вами в итальянских водах?

— Действительно чудеса, и ваша честь согласится с этим, когда я расскажу о случившемся теми же словами, которыми я записал все это в вахтенный журнал для сведения тех, кому надлежит знать. Шел последний час второй половины вахтыnote 57. Дело было в пасхальное воскресенье; ветер — юго-восточный, слабый, он едва наполнял верхние паруса и только-только позволял нам управлять кораблем. Уже несколько часов, как горы Корсики, Монте-Кристо и Эльба скрылись из глаз, и мы были на реях, следя, когда откроется итальянский берег. Густой туман низко стелился над водой, скрывая от нас землю; все считали, что это прибрежный туман, и не придавали ему особенного значения; однако никто не желал входить в него, потому что у того побережья дурно пахнет и даже чайки и сухопутные птицы не летают в нем. Так вот, стоим мы, грот на гитовыхnote 58, марселя шлепают по стеньгам, словно девушка обмахивается веером при виде ухажера. Только нижние паруса едва наполнены ветром, а солнце уже село за горизонт. Я был тогда молод, глаз у меня был острый, и поэтому я одним из первых увидел это зрелище!

— И что же это было?.. — вопреки безразличию, которое он напустил на себя, с интересом спросил Ладлоу.