Исчезнувший фрегат - Хэммонд Иннес (1991)

Немного помолчав, Родригес сказал:

— Кахамарка на севере Перу. Вдали от побережья, за Андами.

Уорд кивнул:

— Теперь вспомнил. Это там, где Писарро заманил в засаду вождя армии инков, верно?

Он неожиданно улыбнулся.

— Очень характерно.

Помолчав, как будто для того, чтобы его слова получше дошли, он продолжил, медленно и назидательно:

— Писарро был головорезом. Жадным жестоким мерзавцем.

— Он был храбрецом, — проворчал Родригес.

Они словно говорили о ком-то, с кем были знакомы.

— О да, он был тем еще храбрецом.

Уорд обернулся ко мне:

— Если вы почитаете Прескотта, то у вас сложится представление, что Писарро перешел Анды и уничтожил Великую империю инков, имея в своем распоряжении всего сорок кавалеристов и шестьдесят пехотинцев. Но это не совсем так, не правда ли?

Он снова обернулся к Родригесу.

— У него было огнестрельное оружие и доспехи, и Бог всех католиков за спиной, и поддержка целой армии союзников среди индейцев. И все же, согласен с вами, то был невероятный успех. Храбрый, очень решительный, очень стойкий человек, — продолжил он негромким, но выразительным голосом. — Не джентльмен, как Кортес, но крестьянин, с присущей крестьянам хитростью и жадностью. В мафии он бы пришелся ко двору.

Родригес снова поднялся на ноги, на его лицо вернулось выражение тревоги. Ему, видимо, не все нравилось из того, что говорил Уорд.

— Сядьте. Есть еще один небольшой вопрос, которого мы пока не коснулись.

Он указал на стул.

— Сядьте, ради бога, — сказал он, откидываясь на спинку. — Здесь, в Мексике, испанцы на каждом храме Уицилопочтли, на каждой пирамиде построили церковь или воздвигли статую Девы Марии. Вы католик, как я понимаю?

Родригес медленно кивнул, подтверждая.

— Весьма прагматичная Церковь. Много блеска.

Он, казалось, говорил сам с собой.

— Интересно, что бы сказал Христос обо всех тех ужасах, что совершались именем его. А теперь еще по всему Ближнему Востоку появились разновидности ислама, полные фанатичной злобы и ненависти.

Я не уловил смысла его отступления в религиозную тему. Думаю, и Родригес, который снова опустился на свой стул с оцепенело-печальным выражением лица, тоже не понял.

— Salud![69] — поднял свой бокал Уорд.

— Salud!

— Скажите мне, — начал он спокойным, почти легкомысленным тоном, — сколько он вам заплатил?

Писатель скосил глаза на входную дверь.

— No comprendo[70].

Дверь была открыта, и он начал потихоньку подниматься со стула.

— Вы все прекрасно поняли.

В Уорде сейчас говорил старый итонец, он по-прежнему был спокоен, но в его голосе прозвучало нечто такое, что пригвоздило положившего обе руки на стол и наполовину уже сползшего со стула Родригеса.

— Вы ездили в Перу.

— Нет.

— Вы ездили в Перу, — повторил он, — и встречались с Гомесом. Он все еще использует свое армейское звание, так ведь?

— Да, сейчас он капитан.

— Итак, вы с ним встречались.

Аргентинец ничего не ответил.

— Сколько?

Голос Уорда стал тверже.

— Я не езжу в Перу. Я приезжаю сюда, в Мехико, отсюда недалеко лететь на самолете в Сан-Франциско, к моим издателям.

— Вы ездили в Перу.

На этот раз Уорд повторил свои слова совсем тихо, но с таким выражением, что они прозвучали угрозой.

— У вас нет никаких доказательств.

— Нет?

Вопрос спокойно улыбающегося Уорда повис в воздухе. Затем он продолжил:

— Мне нужно узнать не столько то, что он вам заплатил, сколько почему он это сделал. Вы ездили в Перу… — он вынул из нагрудного кармана ежедневник и сверился с записями в его конце, — пятого марта этого года. Всего за два месяца до выхода вашей книги. Что вы собирались написать, если бы он вам не заплатил?

— Ничего. Ничего, говорю вам. Он ничего мне не платил.

Уорд снова заглянул в свой блокнот.