Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

– Таня… – продолжал он, едва касаясь ее лица, шеи, груди, – знаешь, у тебя кожа, как у новорожденной…

– Не знаю, – заявила она.

– Кожа мягкая, как лепестки, сладчайшее дыхание, а волосы – чистый шелк. – Его губы сомкнулись на ее соске. – Настоящая богиня.

Она довольно улыбнулась, едва не мурлыча от счастья. Он замолчал и приподнял ее подбородок. В его глазах стояли слезы.

– Пожалуйста, прости меня за то, что ранил твое сердце своим притворным безразличием. Мое собственное сердце всегда было переполнено любовью к тебе. Ты не заслужила того, что с тобой случилось. Того, что пришлось вынести. Ни от сестры, ни от родителей, ни от блокады и уж прежде всего ни от меня. Ты не представляешь, чего мне стоило не взглянуть на тебя в последний раз, прежде чем закрыть тент на грузовике. Я знал, что, если не удержусь, все будет кончено. Я не сумел бы скрыть лица ни от тебя, ни от Даши. Не смог бы сдержать своего обещания щадить твою сестру. Дело не в том, что я не посмотрел на тебя. Просто не мог. Я давал тебе так много, когда мы оставались одни, и надеялся, этого будет достаточно, чтобы ты продержалась.

– Этого оказалось достаточно, Шура, – заверила Татьяна, не вытирая своих слез. – Я здесь. И на будущее этого тоже будет достаточно. Прости, что посмела сомневаться в тебе. Но сейчас у меня легко на сердце.

Александр прижался губами к ложбинке между ее грудями.

– Ты исцелил меня, – с улыбкой договорила Татьяна.

Что-то бормоча и вздыхая, Татьяна лежала под Александром. Ее снова любили и давали наслаждение… безграничное наслаждение…

– Подумать только, что я считала раньше, будто люблю тебя…

Он поцеловал ее в висок.

– Это открывает совершенно новые горизонты, не так ли?

Его руки не отрывались от нее. Он не отрывался от нее. Снова и снова подминал ее под себя. Снова и снова двигался.

– Шура, а ведь ты моя первая любовь! – неожиданно выпалила Татьяна.

Он стиснул ее попку, вжался в нее, слизал соль с ее лица и кивнул:

– Это мне известно.

– Вот как?

– Тата, я знал это еще до того, как ты сама поняла. До того, как ты нашла слова, чтобы описать самой себе, что ты чувствуешь. Знал с самого начала. Иначе почему ты все время держалась так застенчиво и бесхитростно?

– Бесхитростно?

– Именно!

– Неужели меня было видно насквозь?

– Совершенно верно. Вспомни, на людях ты боялась на меня смотреть, а когда мы оставались наедине, не сводила с меня глаз… как сейчас, – объяснил он, целуя ее. – Смущалась по малейшему поводу… я даже не мог коснуться тебя в трамвае, чтобы ты не покраснела… твоя улыбка, твоя улыбка, Таня, когда ты бежала ко мне от проходной. Какую же тюрьму ты воздвигла вокруг меня своей первой любовью!

– Ах вот как? – шутливо возмутилась она, ущипнув его. – Значит, в первую любовь ты веришь, а в первый поцелуй – нет? За кого ты меня принимаешь?

– За лучшую девушку на свете, – прошептал он.

– Готов к новым подвигам?

– Таня! – выдавил Александр сквозь смех. – Что на тебя нашло?

Вместо ответа она погладила его:

– Шура… я слишком многого хочу?

– Нет. Но ты задумала меня убить.

Татьяна жаждала чего-то, но не могла преодолеть свою застенчивость, чтобы сказать ему. Только продолжала ласкать.

– Шурочка, – откашлявшись, спросила она наконец, – можно я лягу на тебя?

– Конечно, – улыбнулся Александр, распахивая объятия. – Ложись на меня.

Она легла на него и поцеловала в губы.

– Шура… тебе это нравится?

– Угу.

Она продолжала целовать его лицо, шею, грудь.

– А знаешь, какая кожа у тебя? Как мороженое, которое я люблю. Кремовая, гладкая. У тебя все тело цвета карамели, как мое крем-брюле, только ты не холодный, как мороженое, а теплый.

Она потерлась губами о его грудь.

– Ну что? Лучше, чем мороженое?