Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

– Нужно спешить. Садитесь в кузов. Когда мы тронемся, переоденетесь в одежду финского пилота. Не знаю, как вам удастся продеть руку в рукав… Таня, где комбинезон? Черненко, вам нужен морфий? Как ваше лицо?

– Ужасно. Я почти ничего не вижу. Что, если начнется заражение?

Татьяна присмотрелась к Дмитрию. Загипсованная рука висела на перевязи. Распухшее изуродованное лицо отливало синевой. Она хотела спросить его, что случилось, но передумала. Не все ли равно?

– Таня, – повторил Дмитрий, – я слышал, что случилось утром. Сожалею.

Татьяна вытащила из тайника комбинезон финского пилота и швырнула к ногам Дмитрия.

– Таня, пойдемте, – позвал доктор. – Позвольте, я помогу вам слезть. Пора ехать.

Татьяна, опершись на руку Сайерза, спрыгнула вниз.

– Таня, – повторил Дмитрий.

Она подняла глаза, полные такого ледяного осуждения, что Дмитрий смешался и опустил голову.

– Одевайся, – процедила она сквозь зубы, – ложись на пол и не высовывайся.

– Слушай, мне правда очень жаль. Я знаю, как ты…

Сжав кулаки, Татьяна набросилась на него с таким бешенством, что ударила бы его в сломанный нос, не оттащи ее вовремя доктор.

– Таня, господи, не нужно, не стоит… – приговаривал он.

Дмитрий отскочил и несвязно забормотал:

– Я только сказал, что очень…

– Не желаю слушать твое гребаное вранье! – взорвалась она. – Заткнись и не смей со мной говорить! Никогда, понял?! Хоть бы твой поганый язык отсох!

Дмитрий, нервно бормоча, что не понимает, почему она так сердится, неуклюже забрался в кузов.

Доктор сел за руль, глядя на Татьяну широко раскрытыми глазами.

– Я готова, доктор. Едем.

Татьяна застегнула пальто с красным крестом на рукаве, надела белую шапочку. У нее были все деньги Александра, его Пушкин, его письма, шапка и обручальные кольца.

Они выехали в ночь.

Татьяна держала на коленях развернутую карту, показывая Сайерзу дорогу на Лисий Нос. Маленький джип мчался сквозь карельский лес, по немощеным, размокшим, а местами заснеженным тропам. Татьяна ничего не видела, хотя упорно смотрела в окно, в темноту, считая минуты, пытаясь не лишиться сознания.

Сайерз непрерывно болтал что-то по-английски.

– Таня, дорогая, все будет хорошо…

– Разве, доктор? – спросила она на том же языке. – И что нам делать с ним!

– А не все ли равно? Как только мы доберемся до Хельсинки, пусть идет на все четыре стороны. Я совсем о нем не думаю. Только о вас. Мы приедем в Хельсинки, разгрузим машину, а потом на самолете Красного Креста полетим в Стокгольм. Там сядем на поезд, уедем в Гётеборг, порт на Северном море, а оттуда в составе конвоя поплывем в Англию. Таня, вы меня слышите? Понимаете?

– Слышу, – еле слышно выговорила она. – Понимаю.

– В Англии мне нужно сделать пару остановок по пути, а потом мы либо вылетим в Соединенные Штаты, либо купим билеты на один из пассажирских лайнеров, отплывающих из Ливерпуля. А как только вы окажетесь в Нью-Йорке…

– Мэтью, пожалуйста, – прошептала она.

– Я просто пытаюсь отвлечь вас, Таня. Уверяю, все будет как надо.

– Таня, я не знал, что ты говоришь по-английски, – подал голос Дмитрий.

Татьяна не сочла нужным ответить. Подняв металлическую трубу, которую Сайерз держал в кабине для обороны, она с такой силой ударила по металлической пластине, отделявшей кабину от кузова, что доктор от неожиданности едва не вышиб дверцу.

– Дмитрий, – громко предупредила она, – заткнись и молчи. Ты финн. И чтобы я не слышала от тебя ни одного русского слова!

Потом уронила трубу и сложила руки на животе.

– Таня…

– Не стоит, доктор.

– Вы, кажется, ничего не ели, верно? – мягко осведомился доктор.

Татьяна покачала головой:

– Я и не думала о еде.

Глубокой ночью они остановились на обочине. Дмитрий уже успел натянуть комбинезон.