Первые леди Рима - Фрейзенбрук Аннелиз

И все-таки еще до того, как формальному соглашению о гармоничном разделении власти между сыновьями Домны исполнилось два года, оно было безжалостно разорвано. 26 декабря 212 года Каракалла пригласил Гету в покои матери под предлогом разговора о более глубоком примирении, а там отдал своей охране приказ заколоть своего 23-летнего брата. Рассказ Диона Кассия об этом событии сообщает, что Гета пытался найти спасение у матери, которая была так же обманута относительно намерений Каракаллы, как и он. Когда к нему двинулись его убийцы, Гета беспомощно обращался к ней до последнего вздоха, а его кровь залила руки Домны. Сцена была настолько ужасной, что шокированная Домна даже не заметила, что сама получила удар по руке.[762]

Немедленно поступил приказ безжалостно уничтожить все портреты Геты, в результате возникли едва замаскированные срезы на монументах, таких как арка в Лептис Магна и арка Аргентариев, где надпись, славящая Домну как мать Августов, была цинично переделана, чтобы читалась как мать Августа — теперь только одного.[763] Монеты с изображением Геты были переплавлены во всех уголках империи, было объявлено уголовным преступлением даже произнесение или написание его имени. Но не только память о Гете стала жертвой вычеркивания; существовали даже обряды поругания. Грубая пустота без лица, оставшаяся от стирания его портрета на Берлинском тондо, к примеру, содержит признаки того, что его закидывали экскрементами.[764]

Несколько изображений Геты, в основном на личных украшениях и предметах, таких как геммы и печати, все же сохранилось. История о том, что Каракалла часто разражался слезами при виде портрета своего мертвого брата, интерпретировалась как свидетельство того, что упомянутые образы принадлежали горюющей матери Геты.[765] Но если императрица и хотела публично оплакать своего младшего сына, такой возможности ей дано не было:

«Ей не позволяли горевать или рыдать по сыну, хотя он встретил столь ужасный безвременный конец (ему было только двадцать два года и девять месяцев), — наоборот, ее принуждали веселиться и смеяться, как будто при какой-то большой удаче; тщательно следили за всеми ее словами, жестами и переменами цвета лица. Так ей, единственной Августе, жене императора и матери императоров, не позволялось даже в одиночестве лить слезы в ее глубокой печали».[766]

Диктат Каракаллы в этом вопросе был настолько жестким, что последняя женщина последней династии, Корнифиция, дочь Марка Аврелия и Фаустины и сестра Коммода, была предана смерти лишь за то, что оплакивала вместе с Домной смерть Геты.[767]

При всей осознаваемой беспомощности Домны перед лицом личной трагедии, по иронии судьбы пятилетнее пребывание Каракаллы во главе династии Северов проходило в эру, когда именно ей довелось оказывать самое прямое влияние на имперский порядок. В отсутствие у нового императора супруги после уничтожения Плавтиллы в ссылке на Липари, Домне фактически пришлось играть партию римской королевы-матери, которую сначала Ливия, а затем Агриппина Младшая исполняли при своих сыновьях. По абсолютному контрасту с этими двумя матерями карьера Домны шла совершенно без ее желания — благодаря убийству ее сына, а не из-за подозрительной смерти мужа.