Дочь Волка - Виктория Витуорт (2016)

Но дальше последовало:

– Нет, нет, глупая девчонка, не туда. Садись здесь, на скамеечку для ног.

Бабушка, хромая, двинулась вперед, и тут же кто-то, находившийся до этого в тени, выскочил вперед, предлагая ей руку, чтобы помочь, но бабушка отстранила его. Это был Хирел, их пастух, – Элфрун разглядела его, когда глаза привыкли к полумраку. Его вообще было трудно с кем-то спутать. Он был такой большой, самый большой в Донмуте, по крайней мере.

Он был хорошим пастухом, но Элфрун всегда чувствовала себя рядом с ним как-то неловко. Он был таким неуклюжим, двигался неторопливо, речь его была тягучей; под ногтями у него всегда была черная грязь, а руки все были в ржаво-рыжих пятнах. Впрочем, она хорошо знала, что пятна эти, похожие на засохшую кровь, были от охры, которой метили стадо, и от овечьего жира. Его ценили за то, что он хорошо управлялся с овцами, а теперь, когда он в середине прошлого лета неожиданно вынес бочонок во время игры, зауважали еще больше.

Стараясь скрыть свою растерянность, она подошла и села на скамеечку. Теперь она заметила, что Луда тоже был здесь, и у нее все внутри сжалось. Ее отец не раз говорил ей, что у Луды есть все качества, чтобы быть хорошим стюардом. «Он строго следит за моим добром. Ничего не тратит впустую. Честный и все запоминающий ангел». Должно быть, подозрительность была свидетельством его честного отношения к делу. Но в памяти ее отложилось слишком много воспоминаний о том, как он отчитывал ее за то, что она сделала, или за то, что сделать не смогла. Поэтому в его присутствии кожа на затылке и на спине у нее сама собой начинала зудеть и подергиваться, как у лошади, по шкуре которой ползает овод.

– Ты хочешь быть леди Донмута, – сухим тоном произнесла бабушка.

Это для Элфрун было совершенно неожиданно.

– Да, но…

– Вот ключи. – Своими узловатыми пальцами Абархильд сняла с пояса бронзовое кольцо со связкой ключей. – Давай, девочка. – Ключи мелодично звякнули. – Возьми их.

– Но отец сказал…

– Я устала, Элфрун. И мне до смерти надоело спорить по поводу этого. Если я тебе понадоблюсь, я буду в монастыре.

Элфрун растерялась и не знала, что сказать. Она уставилась на связку ключей – ларец с деньгами, сундук со специями, кладовая.

– Бери их. – Абархильд встряхнула ключи. – Твой отец ничего не понимает. В твоем возрасте на мне уже три года было все хозяйство, и я успела похоронить двух младенцев. – Абархильд искоса взглянула на стоявших сбоку мужчин. – Amur Deo. Расти. Здесь не о чем спорить.

Элфрун чувствовала себя так, будто ее ударили под дых. Но она не могла бросить вызов Абархильд, тем более на глазах у пастуха и стюарда, которые неотрывно смотрели на них. Да и хотела ли она это сделать? Мысли тарахтели в ее голове, словно сухой горох в горшке. Отец спланировал все иначе. Но отец уехал.

Впервые она начала осознавать, что для нее значит его отсутствие. Как он разгневается, когда вернется. Но, опять же, это был ее шанс.

Словно видя себя со стороны и до сих пор не веря в происходящее, она протянула руку и взяла связку ключей у бабушки. Ключи позвякивали друг о друга, когда она крепила кольцо к своему поясу.

Луда, потирая руки, сделал шаг вперед:

– Теперь нам, пастуху и мне, нужно услышать ваше слово. – После паузы он добавил: – Леди.

Луда обращается к ней уважительно? Ей по-прежнему было тяжело дышать, по телу от возбуждения пробегала нервная дрожь. Но ей нужно было соответствовать.

– Вы что-то не поделили? – Она пыталась подбирать правильные слова. Из-за чего могли схлестнуться эти двое? – Это как-то связано с окотом овец? Или со шкурами ягнят, с пергаментом? – Ей показалось или Хирел действительно дернулся при этих словах?

Но Луда перебил ее, поглаживая поочередно руки, словно натирая их потрескавшуюся кожу салом:

– Нет-нет, к овцам это никакого отношения не имеет. Семейный вопрос, вот и все. Формальность.