Галаад - Мэрилин Робинсон (2004)

– Здесь есть приличные парни, которые помогали ему при любой возможности. Священники, которые несут Слово Божие. Они разрешали ему приводить его старого мула прямо в церковь, если он просил. Они почитали это за честь. Мне кажется, это удивительно. Эти беглецы заявляются сюда с оружием, израненные, в грязных сапогах, заливают кровью весь пол, и к этому нормально относятся. А потом за ними приходит солдат американского правительства, чтобы выполнить работу, за которую ему платят, а ему даже чашку кофе никто не предложит.

Мой отец сказал:

– У нас есть кофе. Я почти уверен, что есть.

Солдат поднялся со словами:

– Я разделился с бойцами моего взвода за две мили от этого места, и они отправились на восток. Они знали, куда эти ребята поедут дальше, как только луна начнет скрываться из виду. Для того чтобы разобраться в ситуации, необязательно видеть кучу навоза на крыльце. Так что если твой отец с ними, возможно, он сейчас не в лучшем положении. – А потом добавил: – Думаю, я должен был сказать тебе это до того, как выпью твой кофе.

Отец пытался заговорить, но губы у него онемели настолько, что он едва мог пошевелить ими и выдавить из себя хоть что-нибудь. Солдат сказал:

– Я просто попью воды из вашего колодца.

Потом он вышел из церкви, попил воды и пошел по дороге, слегка прихрамывая на ту самую ногу. Моему отцу была ненавистна мысль о том, что именно этого человека застрелил дед, но он в это верил. Я не намекаю, что он убил его в открытую, но в те дни и в том месте человек мог умереть от множества причин, помимо пулевого ранения.

Он отправился на соседнюю ферму и забрал их лошадь, а потом уехал туда, где, как он предполагал, находился его взвод, хотя, если это был тот самый человек, то он взял курс чуть южнее. Браун и другие отправились по кругу назад, а потом поехали на юг к холмам, зная, что за ними гонятся. А мой дед, не торопясь, вернулся домой с тем большим пистолетом за поясом и двумя окровавленными рубашками под мышкой, что было очень глупо. А под курткой у него ничего не было, потому что он обменял свою рубашку на те две, которые привез с собой. Но после того дня он никогда уже не проявлял практичность, как говорил отец. Не знаю, в чем причина такой его непрактичности, но я готов поручиться за факт ее существования. Как бы там ни было, заблудший солдат в самом деле подошел к нему и заставил спешиться, а сам он действительно сидел на гнедой лошади, которая очень походила на соседскую. Солдат принялся допрашивать его, и дед, несомненно, попался. Зато у него был с собой пистолет, и он был заряжен.

«Что ж, я в самом деле выпустил в него пулю, – признался дед. – Потом его лошадь встала на дыбы. И он упал с нее, как надо». И он так и оставил его лежать на земле. «Старик Браун спрашивал, готов ли я прикрыть их отступление, если придется. Я сказал, что готов, и так и поступил, – сказал он. – А что мне было с ним делать, тащить сюда?» Он намекал на то, что паства вложила массу хитроумных идей и сил в постройку полых стен и крытых подвалов в самых разных будках и пристройках, а также туннелей, которые брали начало в ящиках для картошки и заканчивались под стогом сена или за сотню ярдов от дома и дальше. В церкви держали гроб с фальшивым дном, а еще рядом находилась открытая могила, выстланная грязной мешковиной, которая растягивалась на пару ярдов, доходя до туннеля, а туннель заканчивался в сарае. Все эти старания объяснялись желанием освободить пленных, поэтому ради их блага эту тайну тщательно охраняли. Солдат мог только заключить, что мой дед состоял в сговоре с Джоном Брауном и пристальное внимание к его особе могло все испортить.